Я ПУСТИЛ БЕЗДОМНУЮ ЖЕНЩИНУ ЖИТЬ В МОЁМ ГАРАЖЕ, НО ОДНАЖДЫ ЗАШЁЛ ТУДА БЕЗ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ — И ОСТАНОВИЛСЯ ОТ УЖАСА.
У меня было всё, что можно купить за деньги: огромное поместье, дорогие машины, и богатство, которого хватило бы на несколько жизней. Но внутри меня зияла пустота, которую ничто не могло заполнить.
У меня никогда не было семьи. Женщины интересовались мной только из-за наследства, доставшегося от родителей. В шестьдесят один я всё чаще ловил себя на мысли, что зря упустил что-то важное в жизни.
Я машинально постукивал по рулю, стараясь отогнать привычную тяжесть в груди. И вдруг заметил — возле мусорного бака копалась растрёпанная женщина.
Я притормозил. Сам не знал зачем — таких, как она, в городе было много. Но в её движениях было что-то, что зацепило. Тонкие руки рылись в мусоре с какой-то мрачной решимостью. Она казалась хрупкой, но в то же время несломленной — как будто держалась за жизнь силой воли.
Не осознав, как, я уже остановил машину. Опустил стекло и стал наблюдать за ней из-за руля.
Она подняла голову, вздрогнув. На мгновение я подумал, что она убежит. Но нет — она выпрямилась, отряхнула руки о выцветшие джинсы.
— Вам помощь нужна? — спросил я. Сам удивился, как странно прозвучал мой голос. Я ведь никогда не разговаривал с незнакомцами, тем более — не впускал их в свою жизнь.
— Ты предлагаешь? — в голосе прозвучала колкость, но и усталость. Будто она слышала уже сотни пустых обещаний.
— Я не знаю, — честно ответил я, выходя из машины. — Просто… увидел тебя и… мне это показалось неправильным.
Она скрестила руки на груди и пристально посмотрела на меня.
— Неправильная — это вообще вся жизнь. Особенно — изменщики-мужья. Хотя ты, кажется, не из тех.
Я вздрогнул, хотя она, по сути, была права.
— Может, и не из тех. — Я помолчал. — Тебе есть куда пойти сегодня ночью?
Она колебалась, отвела взгляд, но потом вновь встретилась со мной глазами.
— Нет.
Больше ничего и не нужно было.
— Слушай, у меня есть гараж. Вернее, бывший гостевой домик. Можешь пожить там, пока не встанешь на ноги.
Я ожидал, что она рассмеётся в лицо, пошлёт куда подальше. Но она просто моргнула, и в её взгляде что-то дрогнуло.
— Я не беру подачек, — тихо сказала она.
— Это не подачка, — ответил я, сам не до конца понимая, что именно предлагаю. — Просто место, где можно остановиться. Без условий.
— Ладно. Только на одну ночь, — сказала она. — Меня зовут Лекса.
Дорога до дома прошла в молчании. Она сидела, обняв себя руками, и смотрела в окно, будто защищаясь от всего мира.
Я отвёл её в гараж, который давно перестроил в жилую пристройку. Просто, но уютно — холодильник, кровать, душ.
— Вот, можешь остаться здесь. В холодильнике есть еда.
— Спасибо, — пробормотала она.
Следующие несколько дней Лекса жила в гараже, а мы изредка ужинали вместе. В ней было что-то, что притягивало меня.
Может, её упорство, несмотря на все удары судьбы. А может — одиночество в глазах, такое знакомое. Или просто потому, что с её появлением я перестал чувствовать себя одиноким.
Однажды за ужином она рассказала:
— Я раньше была художницей. Ну, пыталась быть. Галерея, пару выставок… всё развалилось.
— Что случилось? — спросил я, искренне заинтересовавшись.
— Жизнь случилась. Муж бросил меня ради молодой, которой сделал ребёнка. Выгнал. Всё покатилось под откос.
— Сожалею.
— Это в прошлом, — пожала плечами она.
Но я видел — не в прошлом. Боль всё ещё была с ней.
С каждым днём наши разговоры становились всё теплее. Лекса обладала острым умом и сарказмом, который рассекал тишину моего дома, как нож. Внутренняя пустота отступала.
Но однажды всё изменилось.
Я искал насос для шин и без стука вошёл в гараж. Ожидал взять его и уйти, но остановился как вкопанный.
На полу — десятки картин. Все с моим лицом.
Вернее, с его уродливыми, жуткими вариациями. На одной — я в цепях. На другой — из глаз течёт кровь. В углу — я в гробу.
Меня затошнило. Так она меня видела? После всего?
Я тихо вышел, чтобы она не заметила. Сердце колотилось.
За ужином я пытался вести себя спокойно, но образы не покидали голову.
Наконец, не выдержал.
— Лекса, что это за картины, чёрт возьми?
Вилка выпала из её рук.
— О чём ты?
— Я видел. Меня — в цепях, в крови, в гробу. Что это вообще такое?
Она побледнела.
— Я не хотела, чтобы ты их видел.
— Ну, увидел. Значит, ты так меня видишь? Монстром?
— Нет, не так. Я просто… злилась. Потеряла всё. А у тебя — всё есть. Это казалось несправедливым. Мне нужно было вылить это куда-то.
— И ты нарисовала меня чудовищем?
Она опустила глаза.
— Прости.
Я откинулся на спинку стула. Хотел простить. Хотел понять. Но не мог.
— Думаю, тебе пора уйти.
— Пожалуйста, подожди—
— Нет. Всё. Уходи.
Утром я отвёз её в приют. Она молчала. Я тоже. Перед тем как она вышла, я дал ей несколько сотен долларов.
Она взяла деньги, не глядя на меня.
Прошли недели. Меня не отпускало чувство потери. Не из-за жутких картин, а из-за того, что было до них. Мысль, что я, возможно, отпустил что-то важное.
И вот — посылка. Внутри — картина. Совсем другая. Спокойная. Я — такой, каким себя никогда не видел. Без боли. Без груза.
Вложена записка с именем Лексы и номером телефона.
Палец замер над кнопкой вызова. Глупо, но сердце забилось чаще.
Я сглотнул и нажал “Позвонить”.
— Алло? — её голос был неуверенным, будто она знала, что это я.
— Лекса. Это я. Я получил твою картину… Она прекрасна.
— Спасибо. Я не знала, понравится ли. Просто… подумала, что должна была подарить тебе что-то лучше, чем те…
— Ты мне ничего не была должна. Я тоже был несправедлив.
— Ты имел полное право злиться. Те картины — это не о тебе. Это было во мне. Просто ты оказался рядом. Прости.
— Прощения не нужно. Я простил тебя, как только увидел эту картину.
Она замерла.
— Правда?
— Правда. И… знаешь, я подумал… Может, начнём всё сначала?
— В каком смысле?
— Может, встретимся. Поговорим. За ужином, например. Если хочешь.
— Я хочу. Очень хочу.
Мы договорились увидеться через несколько дней. Лекса рассказала, что потратила деньги на одежду и устроилась на работу. Скоро переезжает в свою квартиру.
А я… я поймал себя на том, что снова улыбаюсь. И с нетерпением жду, когда снова увижу её за ужином.
