Я никогда не могла представить, что в завещании моей матери будет пункт об опеке над двенадцатилетней девочкой, о которой я никогда не слышала. Уже это само по себе было шоком, но когда я узнала о скрытом условии, моя жизнь изменилась навсегда.
Я и представить не могла, как резко изменится моя жизнь после смерти мамы. Её дом — со скрипучими полами и лёгким запахом лаванды — всегда был для меня символом уюта и стабильности. Но, сидя в офисе адвоката и глядя на кипу бумаг перед собой, я поняла, как мало я на самом деле знала свою мать.
«Вы унаследуете имущество только при условии, что возьмёте под опеку одну девочку, — сказал адвокат. — Дом станет вашим через шесть месяцев опеки, а деньги будут выплачиваться по частям каждые полгода».
«Девочку?» — у меня пересохло в горле. — «Какую девочку? Я… Я не понимаю».
Адвокат поправил очки и перелистнул документы.
«Её зовут Виолетта. Ей двенадцать. Она жила с вашей матерью последние два года».
Два года. Моя мама взяла к себе ребёнка сразу после смерти отца, и я даже не знала об этом. Все те странные звонки, её отстранённость — неужели всё из-за этого?
Я ехала домой, голова шла кругом. Стив был на кухне, уткнувшись в телефон. Его мать, Хлоя, яростно мыла тарелки у раковины, будто они были ей чем-то должны.
Жить в её доме всегда было сложно. Она никогда не была ко мне доброй. После смерти мамы её неприязнь только усилилась.
Когда я всё рассказала Стиву, он отложил телефон.
«Ты должна согласиться, Кать. Мы не можем жить здесь вечно. Дом, деньги — это наш шанс выбраться».
В его словах был смысл, но что-то в завещании казалось странным. Мама всегда всё продумывала наперёд. Её мотивы не могли быть простыми.
Две недели спустя, с папкой бумаг, которая казалась тяжелее, чем должна, я приехала в детский дом. Старое кирпичное здание нависало надо мной, а в животе ворочался клубок вопросов.
Кто такая Виолетта? Почему мама держала это в секрете?
Директор, высокая женщина с проницательным взглядом, смягчённым годами опыта, встретила меня у входа.
«Вы, должно быть, Екатерина, — сказала она с тёплой улыбкой. — Виолетта вас ждёт в игровой комнате».
Ноги налились свинцом, пока я шла по длинному коридору.
Когда я увидела Виолетту впервые, у меня перехватило дыхание. Она сидела в углу, подтянув колени к груди, с книжкой на коленях. Она подняла голову, испуганная, и на мгновение её тёмные глаза встретились с моими. Это были глаза ребёнка, повидавшего слишком многое слишком рано.
«Она очень самостоятельная, — прошептала директор. — Ваша мама заботилась о ней, но не успела оформить усыновление».
Мама два года воспитывала Виолетту и ни словом не обмолвилась мне. Почему?
Я опустилась на колени, чтобы оказаться с ней на одном уровне.
«Привет, Виолетта. Я… Я Катя. Дочь Оливии».
Виолетта изучающе посмотрела на меня, сжимая книжку крепче.
«Вы похожи на неё. На мою маму Оливию».
Эти слова ударили сильнее, чем я ожидала.
«Маму?»
«Она всегда пахла цветами, — прошептала Виолетта, и глаза её заблестели. — Я скучаю по ней. И… по нашему дому».
Ком в горле мешал говорить. Что я могла сказать ребёнку, потерявшему всё?
«Я знаю, всё это… странно. Но мы соберём твои вещи и пойдём… в наш новый дом. Может, сначала будет непросто, но потом всё наладится. Обещаю».
Она кивнула, но в её грустных глазах не было особой веры.
Позже, когда мы собирали её скромные вещи, я нашла маленький конверт в боковом кармане её старого рюкзака. Руки дрожали, когда я его открыла. Внутри было письмо — почерк мамы я узнала сразу:
«Дорогая, прости, что не смогла рассказать тебе этот секрет. Виолетта была моим шансом на искупление. Теперь твоя очередь. Ты найдёшь ответы. С любовью, мама».
Я с трудом сглотнула, перевернув письмо. На обороте была фотография: мама стояла рядом с мужчиной, которого я не знала, держа за руку маленького ребёнка. На задней стороне фото — адрес, написанный синими чернилами.
Я спрятала фото и письмо обратно в конверт и взглянула на Виолетту. Она тихо наблюдала за мной, будто чего-то ждала.
Жить с Виолеттой в доме свекрови быстро стало кошмаром. Хлоя никогда не была ко мне доброй, но после появления Виолетты она будто совсем меня возненавидела. Она игнорировала девочку, проходила мимо, как будто её вовсе не существовало.
Но Виолетта не жаловалась. Она с радостью готовила завтрак и по вечерам вязала маленькие игрушки, её крохотные руки ловко работали.
Однажды я нашла на подушке вязаного мишку — её тихое «спасибо». Это разбило мне сердце.
Однажды вечером, когда Виолетта спокойно читала в своей комнате, Стив тяжело вздохнул и со стуком отложил телефон.
«Так больше не может продолжаться, Кать, — сказал он резко. — Я не готов ждать полгода ради этого дома. И не готов растить чужого ребёнка всё это время. Это слишком. Моей маме нужно больше места».
«Она не чужой ребёнок, Стив, — попыталась я говорить спокойно. — Она теперь часть нашей жизни. Моя мама…»
«Твоя мама сошла с ума! Она не подумала, как это повлияет на нас!» — перебил он. — «Я на это не подписывался, Катя. Отдай её обратно. Ты должна выбрать».
Его слова опустились в грудь тяжёлым грузом. Этой ночью, лёжа без сна, я поняла, что не могу больше здесь оставаться. Враждебность Хлои, безразличие Стива, его жестокие слова… Это не была любовь. И уж точно не то, что нужно Виолетте.
Утром я собрала вещи. Виолетта стояла у двери, прижимая к себе сумочку.
«Куда мы едем?»
«К себе, — улыбнулась я. — Может, там будет не шикарно, но это будет наш дом».
Мы сняли маленькую комнату, почти коробку, но я впервые за долгие годы почувствовала себя свободной.
По вечерам я разговаривала с Виолеттой, узнавая её любимые книги, её любовь к цветам и мечту о собственном садике. С каждым днём она улыбалась всё чаще, и я чувствовала, как она начинает мне доверять.
Вскоре я приняла решение, которое зрело во мне давно: я официально усыновила её. Это было непросто, но когда бумаги были подписаны, произошло нечто невероятное. Мне позвонил адвокат.
«Поздравляю, — сказал он. — Вы унаследовали дом и оставшиеся деньги вашей матери».
Я моргнула в недоумении.
«Что? Но ведь в завещании было про шесть месяцев!»
«Была скрытая оговорка, — пояснил он. — Ваша мать надеялась, что вы примете решение усыновить Виолетту по собственному желанию, а не ради наследства. И вы это сделали».
Когда звонок закончился, я испытала шок, благодарность, и главное — любовь к девочке, которая так тихо изменила мою жизнь.
На следующий день мы переехали в дом моей матери. Там было всё по-прежнему — тепло, уют и воспоминания. Смех Виолетты наполнил комнаты.
Но однажды вечером из складок старого свитера выпала мамина записка. Это был знак. Я раскрыла её снова, перечитывая медленно:
«Ты найдёшь ответы».
Мужчина на фото. Кто он?
Я перевернула снимок и посмотрела на адрес. Пришло время узнать правду.
Сжав записку в руках, я прошептала:
«Давай закончим это, мама».
Дом с фотографии выглядел заброшенным: перекошенные ставни, сад зарос. Мы с Виолеттой стояли на краю участка, сжимая фотографию, будто она могла дать ответы. Тишину нарушал только птичий щебет.
Мы прошли по треснувшей дорожке и заглянули в окно. Внутри — старое кресло и стол, заваленный книгами. Обойдя дом, я услышала, как заскрипели сухие листья под ногами.
«Вам помочь?» — раздался голос, и я вздрогнула.
На крыльце соседнего дома стоял пожилой мужчина с внимательным взглядом.
«Я ищу человека, который здесь жил», — сказала я, показывая фото.
Он подошёл ближе, взглянул на снимок, потом на меня. Его лицо смягчилось.
«У тебя глаза Оливии», — прошептал он. — «А это Виктор. Я бы узнал его где угодно».
«Вы их знали?» — спросила я, крепче сжав фото.
«Виктор жил здесь с женой и дочкой, Виолеттой, — сказал он. — Я Джон. Пойдём, поговорим».
Мы зашли в его уютную, хоть и захламлённую гостиную. Джон сел в кресло и указал на диван.
«Виктор был хорошим человеком, — начал он. — После смерти жены ему было тяжело. Оливия ему помогала — заботилась о Виолетте, поддерживала. Они любили друг друга, но…» — Джон замялся. — «Оливия не могла оставить свою семью. Твой отец бы не понял».
Сердце сжималось, пока Джон делился воспоминаниями. Виктор боролся с раком, и перед смертью попросил маму не бросать Виолетту. Она не могла её усыновить, пока был жив мой отец, но пообещала защитить.
«Она хотела, чтобы ты увидела Виолетту так, как видела её она», — сказал Джон, передав мне письма, которые мама писала Виктору. В них было сострадание и решимость — мама хотела сдержать обещание.
По дороге домой Виолетта тронула меня за руку.
«Кто он был?»
«Тот, кто любил твоего папу. И доверил моей маме самое дорогое», — мягко ответила я.
Виолетта задумалась, потом тихо сказала:
«Твоя мама была храброй».
«Я тоже так думаю», — прошептала я, едва сдерживая слёзы.
В тот вечер, сидя в мамином доме, меня охватило спокойствие. Я потеряла Стива, но нашла семью. Виолетта — не просто часть маминой истории. Она — сердце моей собственной.
Любовь ещё придёт. Настоящая — та, в которой нас примут такими, какие мы есть. Ведь семья — это не кровь. Это выбор. И те, с кем ты идёшь до конца.
