В первую годовщину со дня смерти Елены, Самуил услышал неожиданный стук в дверь. Анонимная посылка, которую он получил, содержала загадочный голубой шарф и проникновенное письмо от его покойной жены, раскрывающее глубоко личную тайну.
Самуил сидел за кофейным столиком, обхватив руками кружку остывшего кофе. Утреннее солнце пробивалось сквозь жалюзи, рисуя мягкие полосы на полу.
Перед ним лежала фотография с их свадьбы — он и Елена. Её улыбка озаряла снимок, как когда-то озаряла и его жизнь.
Он поднял фото, провёл пальцами по раме.
— Прошёл год, Леночка, — прошептал он. — Будто вчера. Будто целая вечность.
В доме стояла тишина, которую нарушал лишь редкий скрип старых половиц. Самуил тяжело вздохнул и поставил фото обратно. Тишина стала его постоянной спутницей. Но она не успокаивала. Она была оглушительно громкой, эхом отдаваясь каждым воспоминанием, каждой несбывшейся мечтой.
Он откинулся на спинку кресла, потирая виски.
— Я стараюсь жить дальше, — пробормотал он, не зная, к кому обращается. — Но это так чертовски тяжело, Лена.
И тут — стук в дверь. Он вздрогнул.
— Кто бы это мог быть… — пробормотал он, поднимаясь с кресла с неохотой.
На пороге стоял молодой курьер с простой коричневой коробкой.
— Самуил? — спросил он, слегка наклонив голову.
— Да, — ответил Самуил, нахмурившись.
— Это для вас. От анонимного отправителя.
Он замер на секунду, а потом взял посылку.
— Спасибо.
Курьер вежливо кивнул:
— Хорошего дня, сэр.
Самуил закрыл дверь и остался стоять с коробкой в руках. Она была небольшой, но достаточно тяжёлой, чтобы пробудить в нём любопытство.
— Что это ещё такое… — пробормотал он, неся её обратно к столу. Сел, провёл ладонью по упаковке. Сердце забилось быстрее. Осторожно снял обёртку.
Внутри оказался длинный, мягкий, голубой шарф. Он поднял его, позволяя ткани развернуться. Материал был тёплым и нежным, с изящным узором.
— Что за… — выдохнул он.
Пока он рассматривал шарф, из него выпал маленький конверт. Руки Самуила задрожали. Он узнал этот почерк.
— Нет… — прошептал он, голос его надломился. Он открыл конверт и развернул письмо.
«Мой дорогой Сам,
Когда мы поженились, я хотела сделать для тебя нечто особенное, что росло бы вместе с нашей любовью. Каждый раз, когда ты говорил, что любишь меня, я провязывала один ряд шарфа. Я хотела, чтобы ты знал — с каждым словом моё сердце становилось всё больше.»
— Что… насколько же он длинный?.. — пробормотал он.
Отложив письмо, он осторожно взял шарф и начал разворачивать его полностью. Считал ряды, едва слышно шепча:
— Один… два… три…
Цифры успокаивали его, погружая в воспоминания — каждый «люблю», произнесённый за чашкой утреннего кофе, перед сном, на прогулке в парке, в минуты счастья и в минуты слёз.
— …пятьдесят семь, пятьдесят восемь, пятьдесят девять…
Он продолжал считать, пока не дошёл до конца. Голос дрожал:
— Тысяча… больше тысячи рядов.
Он прижал шарф к груди, сердце сжималось. Каждый ряд — момент между ними, признание в любви, которое она вплела в ткань.
И вдруг он заметил что-то странное. У одного края петли стали другими — плотнее, мельче, словно выполнены в спешке. Самуил вгляделся, наклонился ближе. Белой нитью в ткань были вплетены слова:
«Посмотри на заднюю стенку моего ящика в спальне.»
Сердце Самуила заколотилось. Дыхание сбилось. Он посмотрел в сторону коридора, туда, где ждала их спальня.
— Леночка… — прошептал он, сжимая шарф.
Он встал, шарф лежал на руке, и медленно пошёл.
У двери он остановился. Рукой коснулся ручки. Сердце билось так громко, что заглушало всё вокруг.
В комнате пахло лавандой — её любимым ароматом. Солнечные лучи освещали всё, что она оставила после себя. Его взгляд упал на тумбочку — её ящик.
Он подошёл, открыл его. Внутри — мелочи: крем для рук, старая книга, коробочка с украшениями. Но у задней стенки пальцы нащупали что-то иное.
Конверт. На нём её почерк. Его имя.
Он сел на кровать. Подержал письмо в руках. Наконец, открыл его.
«Сам,
Я знаю, ты задаёшься вопросом, почему мне пришлось уйти так рано. Жизнь бывает жестокой. Но ты должен кое-что узнать — то, что я не успела сказать…
Я была беременна.
У нас должен был быть ребёнок, Сам.»
Руки Самуила задрожали. Он остановился, прижал письмо к груди. Слёзы текли по щекам.
— Леночка… — выдохнул он, голос дрогнул.
Он продолжил читать.
«Я узнала об этом всего за несколько недель до диагноза. Врачи сказали, что лечение навредит малышу. Но я не могла оставить тебя одного. Поэтому я выбрала лечение. Я выбрала бороться — ради нас.
Но в конце концов, этого оказалось недостаточно.
Прости, что не сказала раньше. Я не хотела, чтобы ты носил это бремя. Но знай: моё решение было продиктовано любовью. Ты подарил мне самые счастливые годы, и я хотела дать нам шанс на большее.»
Он сидел на краю кровати, шарф всё ещё лежал у него на коленях. Письмо жены, её слова — эхом в голове.
Я была беременна.
Эти слова накрыли его, как волна. Он опустился вперёд, закрыв лицо руками. Боль нахлынула с новой силой — не пустая, как прежде, а полная любви, потерь, жертвы.
— Она выбрала меня… — прошептал он. — Всегда выбирала меня…
Шарф, сложенный на коленях, казался теперь ещё тяжелее. Он провёл пальцами по его поверхности, ощущая каждую петельку.
— Ты никогда не переставала меня любить… даже в конце…
И под всей этой болью вдруг проступило нечто новое — благодарность. За ту любовь, что они успели разделить. За моменты, которые она выстрадала ради них.
Самуил встал, прижал шарф к груди. Подошёл к окну. Солнце стало ярче. Воздух — чище.
Он развернул шарф и накинул его на шею. Ткань ласково коснулась кожи — как объятие. Как её присутствие.
— Я сдержу обещание, Лена, — прошептал он. — Я буду жить. Я буду любить. Я снова найду радость — за нас обоих.
Слова звучали тяжело, но — правильно.
Он вернулся в спальню. Аккуратно положил письмо в конверт и убрал его обратно в ящик — рядом с её любимой книгой. Это не было прощанием. Это было способом оставить её рядом, двигаясь дальше.
В гостиной он снова посмотрел на фотографию. Её широкая улыбка и тёплый взгляд подталкивали его вперёд.
Он взял рамку, подержал её в руках.
— Спасибо, Лена… за всё.
Дом казался другим. Тишина больше не давила. Она стала мягкой. Самуил знал — впереди ещё будут тяжёлые дни. Но впервые за год он почувствовал нечто иное — надежду.
Он распахнул входную дверь. Утренний воздух наполнил лёгкие, принёс аромат распускающихся цветов. Он вышел, шарф уютно обвивал его шею, и посмотрел в небо.
— Я люблю тебя, Лена… — тихо произнёс он. И ветер унёс его слова.
А вместе с ветром, вместе с солнечным светом, Самуил почувствовал то, что так давно не ощущал: надежду.
