\
На похоронах брата я ожидала скорби и тишины, а не запечатанного письма, которое перевернёт всю мою жизнь. То, что он признался в нём, переписало всё, что я думала о своей семье.
Утро похорон моего брата было серым. Тем самым серым, что проникает в самые кости. Холод. Тишина. Застывшее время.
Я стояла рядом с родителями у передних рядов маленькой часовни. Моё чёрное пальто казалось слишком тесным. Туфли жали. Но мне было всё равно. Ничто не имело значения. Кроме одного — Эрика больше нет.
Скамьи были полны. Кто-то плакал. Кто-то просто уставился в пространство. Моя мама сидела прямо, сжатая, с носовым платком, которым так и не воспользовалась. Её глаза оставались сухими.
— Мам, ты в порядке? — прошептала я.
Она кивнула, но не посмотрела на меня.
— Всё нормально, Лилия. Просто устала.
Но ей не было нормально. Она была странной. Отстранённой.
Папа наклонился к двоюродному брату на втором ряду, что-то шепнул. Увидев мой взгляд, он резко отвернулся.
Что-то было не так. Не просто грусть. Что-то другое.
Я ловила их взгляды. Маму. Папу. Они смотрели на меня, а потом резко отводили глаза — будто чувствовали вину.
Вдова Эрика, Лариса, сидела одна несколькими рядами впереди. Её плечи дрожали, когда она вытирала лицо. Настоящие слёзы. Настоящая боль. Без притворства.
Когда служба закончилась, люди расходились по двое, по трое. Кто-то обнимал меня. Кто-то молчал. Я почти ничего не замечала.
Снаружи подул ветер. Я отошла к дереву у стоянки, чтобы просто подышать.
И тут я увидела Ларису. Она шла ко мне с чем-то в руках.
— Лилия, — её голос дрогнул. — Я должна отдать тебе это.
— Что это?
Она протянула мне конверт. На нём было моё имя — почерк Эрика.
— Он попросил передать. После.
— После чего?
Она отвела взгляд.
— После всего.
Я взяла его дрожащими руками. Конверт казался тяжелее бумаги.
— Он… что-то ещё сказал?
Она покачала головой.
— Нет. Только что это важно.
Я не открыла его сразу. Не смогла. Ещё нет.
Я поехала домой в тишине. Долго сидела в машине, глядя на конверт на коленях. Моё имя выглядело чужим его рукой. Будто он всё ещё здесь. Будто сейчас заговорит, стоит только открыть.
Но я не открыла. Пока. Мысли возвращались назад. К нему. К нам.
Эрик никогда не был ласковым. Без объятий. Без душевных разговоров. Он не звонил просто так.
Но он всегда появлялся. Приходил на мой выпускной. Сидел в первом ряду, молча, сдержанно.
Когда мне было шестнадцать, и я попала в больницу с гриппом, он был рядом. Просто сидел. Не говорил много. Но и не уходил.
Он был как тень. Всегда рядом. Никогда близко.
Иногда, глядя на него, я чувствовала, что за молчанием что-то скрыто. Что он хочет что-то сказать — но не может.
Он смотрел на меня, открывал рот — и снова замолкал. Теперь уже навсегда.
Я вошла в дом, села за кухонный стол и снова посмотрела на конверт. Потом я вскрыла его.
Бумага была сложена пополам. Она пахла им — старыми книгами и одеколоном. У меня дрожали руки, когда я развернула письмо.
Моя дорогая Лилия,
Нет простого способа написать это. Я начинал и бросал это письмо столько раз, что уже не сосчитать. Если ты читаешь его, значит, я так и не нашёл в себе смелости сказать это в лицо. Прости меня.
Лилия… Я не просто твой брат. Я твой отец.
Я уставилась в слова. Сердце замерло. Желудок скрутило.
Мне было пятнадцать. Глупый, наивный. Я влюбился. А она испугалась, когда узнала, что беременна. Захотела уйти. Убежать. Тогда мои родители вмешались. Сказали, что воспитают тебя как свою — а я стану тебе братом. Всё это — ради твоей защиты.
Но я никогда не переставал быть твоим отцом. Ни на один день.
Слёзы затуманили строчки. Я вытерла их рукавом свитера.
Я хотел сказать тебе это каждый раз, когда ты улыбалась. На каждый день рождения. На каждом школьном спектакле. Я хотел сказать: «Это моя девочка». Но не мог. Я был мальчиком, притворяющимся кем-то другим.
Поэтому я оставался в тени. Появлялся, когда мог. Был рядом, но не слишком. Такая была договорённость. И с каждым годом становилось всё труднее.
Прости, что не боролся. Прости, что не был смелым. Ты заслуживала правды.
Я люблю тебя, Лилия. Всегда.
С любовью, папа
Слово папа обрушилось на меня, как волна.
Я уронила письмо и закрыла рот руками. Я не могла дышать. Я плакала прямо за столом. Громко, без стыда. Боль пронзала грудь. Вся моя жизнь перевернулась за одну страницу.
В ту ночь я не спала.
На следующее утро я поехала к Ларисе. Она открыла дверь медленно. Глаза были красными, как и мои.
— Ты прочла, — прошептала она.
Я кивнула.
— Можно войти?
Она молча отступила. Мы сели в её гостиной, молча.
— Я узнала только после свадьбы, — наконец сказала она. — Он рассказал ночью, после кошмара. Он дрожал. Я спросила, что случилось, и он всё открыл.
Я посмотрела на неё.
— Почему он так и не сказал мне?
Лариса сглотнула.
— Он хотел. Много раз. Но боялся. Боялся, что разобьёт тебе сердце. Что ты возненавидишь его.
Я потерла ладони.
— Теперь всё встало на свои места. Это расстояние. Этот тихий, сдержанный способ любить. Будто он всегда что-то сдерживал.
— Он любил тебя сильнее всего на свете, Лилия. Это письмо разрывало его. Но он заставил меня пообещать — если с ним что-то случится, я должна передать его тебе.
— Я не знала его, — прошептала я. — Не по-настоящему.
Лариса взяла меня за руку.
— Ты знала. Просто не знала, почему он был именно таким.
Я медленно кивнула. Слеза скатилась по щеке, но я не вытерла её.
— Жаль, что он не рассказал раньше.
— Ему тоже.
Мы снова замолчали. Говорить больше не нужно было. Но я знала, что должна сделать.
Я припарковалась у дома, в котором выросла. Всё выглядело так же. Белые ставни. Аккуратный двор. Маленькое крыльцо. Но теперь он казался чужим — домом, построенным на тайне.
Я позвонила. Мама открыла с привычной улыбкой. Улыбка исчезла, увидев моё лицо.
— Лилия?
— Нам нужно поговорить.
Она молча отступила.
Папа был на кухне, пил кофе. Увидев меня, удивился.
— Привет, милая…
— Почему вы мне не сказали? — мой голос был резче, чем я хотела. — Почему вы лгали мне всю жизнь?
Они переглянулись. Мама села. Руки дрожали.
— Мы не лгали, — тихо сказала она. — Мы хотели защитить тебя.
— От чего? От правды? От моего отца?
— Ты была младенцем, — сказал папа. — Мы думали, так будет проще.
— Для кого? Для меня? Или для вас?
Мамины глаза наполнились слезами.
— Мы не хотели, чтобы ты чувствовала себя другой. Эрик был слишком молод. Он не был готов.
— Он был готов, — резко ответила я. — Он был рядом. Всегда. А я так и не назвала его папой. Ни разу.
Мама встала, потянулась к моей руке. Я отстранилась.
— Не надо. Пожалуйста.
— Прости, — прошептала она. — Мы боялись.
Я кивнула.
— А теперь боюсь я. Потому что не знаю, кто я. И не знаю, смогу ли простить.
Папа поставил кружку, будто она стала слишком тяжёлой.
— Возьми столько времени, сколько тебе нужно. Мы будем рядом.
— Мне нужно пространство. Это всё, что я могу попросить.
Они не спорили. Мама вытерла глаза. Папа просто кивнул.
Я вышла, прижимая письмо к груди, будто только оно удерживало меня на ногах.
Той ночью я снова сидела одна в своей квартире. Письмо лежало на столе. Я читала его медленно, ведя пальцем по строкам.
Боль осталась. Но появилась и другая вещь. Спокойствие. Начало.
Я нашла в шкафу старую рамку. Вставила в неё письмо и поставила на полку.
В самый центр. Чтобы видеть каждый день.
Он был моим отцом. И теперь я наконец это знаю.
Целый год я думала, что знаю о Лилии всё — пока один неожиданный визит не открыл правду, которая расколола мою реальность. Но когда она стояла передо мной, боясь, что я уйду, как и другие… она и представить не могла, что я тоже прячу прошлое, к которому не была готова.
