Во время декретного отпуска я жонглирую подгузниками, посудой и хроническим недосыпом — а мой муж Трей лишь бросает взгляд на беспорядок и называет меня ленивой за то, что я купила робот-пылесос. Он искренне считает, что я целыми днями просто бездельничаю. Понятия не имеет, что я для него готовлю.
Детская рация оживает в 3:28 утра. Этот звук уже надёжнее любого будильника.
Комната всё ещё окутана темнотой, но мой мир давно живёт вне всяких расписаний.
Спать больше четырёх часов подряд — это уже почти миф, что-то из далёкого прошлого, о чём я вспоминаю с тоской.
Я поднимаю Шона из кроватки. Его крошечные пальцы хватаются за меня с такой настойчивостью, что сердце одновременно разрывается и наполняется любовью. Его тихое поскуливание быстро перерастает в голодный плач.
Кресло для кормления стало моим центром управления. Моим полем битвы. Моим местом истощения и глубокой связи.
До Шона я была маркетинговым директором — с лёгкостью управляла презентациями, планами и домашними делами. Всё — чётко, по часам.
А теперь мой мир сузился до этих стен, этих бесконечных подгузников, кормлений и попыток сохранить хоть какое-то подобие порядка. Контраст ошеломляющий.
Сегодняшний «успешный» день — это если Шон поспал больше часа, а я не забыла пообедать.
Трей этого не понимает. Откуда бы ему? Он каждое утро уходит из дома в отглаженной рубашке, с идеальной причёской и портфелем в руке.
Он попадает в мир, где проблемы решаются встречами, таблицами и электронными письмами.
Когда Трей возвращается домой, дом выглядит так, будто по нему пронёсся ураган.
Гора посуды, бельё — по всему полу. Крошки и пятна на кухне складываются в карту неведомой страны. Пылевые клубки в гостиной уже почти обрели сознание.
И всё это можно было бы избежать — если бы кое-кто хотя бы пальцем пошевелил.
— Ого, — говорит Трей, тяжело вздыхая и бросая портфель. — Тут будто торнадо прошёлся.
Слова режут, как лезвие.
Я складываю крошечные бодики, спина болит, волосы, не видевшие расчёски уже несколько дней, просто заправлены за уши.
— Я была немного занята, — говорю, сдерживая слёзы.
Я и не думала, что послеродовое истощение может быть настолько изматывающим.
В первый месяц я проигнорировала совет «спи, когда спит ребёнок», потому что пыталась бороться с хаосом. Ведь если не я — то кто?
Пока Шон спал, я драила коврики, убирала пятна, складывала одежду, мыла поверхности. И всё это с надеждой сохранить хоть каплю контроля.
А теперь? Моё тело работает на парах. Глаза жгут, и порой мне кажется, что я слышу запахи.
Трей снимает обувь, переодевается и плюхается на диван, мгновенно превращаясь из профессионала в «короля дивана».
— Ты бы могла помочь, — говорю я. — Посуду, стирку, ну хоть что-то…
Трей смотрит на меня, будто я с ума сошла.
— Зачем? Ты же не работаешь, как я. Что ты делаешь целый день, кроме домашки? Только не проси меня — Я устал.
— Трей, я ухаживаю за нашим сыном. Это тяжело. Даже работа была легче.
Он скривился.
— Ухаживать за младенцем, который только ест и спит, — это стресс?
— Это не так просто. Иногда я хожу кругами по дому, чтобы он перестал плакать…
— Но ты же всё равно дома, — фыркает он. — Могла бы и бельё закинуть по пути.
Желудок сжался.
— Я стираю, Трей. Но потом Шон просыпается, или срыгивает, или я вдруг понимаю, что не ела весь день… И вот уже три часа дня, а я даже не села.
— Ну, ты бы просто лучше планировала время… — он кивает в сторону посуды. — Можно же убирать по ходу, а не копить всё.
Мои пальцы сжимают детский комбинезон. Он не понимает. Он не хочет понимать.
— Тебе вообще повезло, — бормочет он, глядя в телефон. — Целыми днями в пижаме дома. Прям каникулы.
Что-то внутри меня закипает. Не вспышка. А медленный, ядерный нагрев, который длился месяцами.
До Шона у нас ещё как-то делились обязанности. Неравномерно, но терпимо. Трей иногда мыл посуду, иногда стирал. Иногда.
Теперь я — привидение в собственном доме. Функция. Сервис.
Когда родители дарят мне деньги на день рождения, я принимаю стратегическое решение.
Я покупаю робот-пылесос. И когда он приехал — я расплакалась. Это было как спасательный круг. Я даже хотела дать ему имя.
Реакция Трея?
— Робот-пылесос? Серьёзно?! Это лень. Это трата денег. Мы вообще-то копим на отпуск с МОЕЙ семьёй. А ты покупаешь игрушки, лишь бы не убираться?
Словно пощёчина. Я живу в уборке. Уборка — и материнство — это вся моя жизнь.
Я смотрю на него, не реагируя. Он продолжает жаловаться на «глупую покупку».
Но я не спорю. И не оправдываюсь. Зачем? Он ведь всё равно не слушает.
Я даже не плачу. Я просто улыбаюсь.
Внутри что-то ломается. Всё. Довольно. Трейу пора выучить урок.
На следующее утро его телефон исчезает.
— Ты не видела мой телефон? — спрашивает он.
— Люди раньше письма писали, — отвечаю я с наигранной невинностью. — Хватит тратить ресурсы на всякую электронику.
Три дня он злится, метается, бесится. А потом исчезают его ключи от машины.
Он вызывает такси с моего телефона. Я его отменяю.
— Люди раньше пешком на работу ходили, — говорю с медовой усмешкой. — Прими простую жизнь.
— Я опаздываю! Это уже не смешно!
— Не будь ленивым, Трей, — бросаю его же слова в лицо.
Он уходит пешком. Полтора километра. Я наблюдаю в окно, не испытывая ни капли вины.
Но это только начало.
Я начинаю делать только то, что он считает «ничем» — ухаживаю за Шоном. И всё. Никакой уборки. Никакой готовки.
К концу недели дом — в состоянии стихийного бедствия.
— Эм… а где бельё? У меня нет чистых рубашек. Почему в холодильнике пусто? — его голос полный ужаса.
Я спокойно кормлю Шона.
— Ну, я же ленивая, не убираюсь, ничего не делаю и не умею планировать. Что тут скажешь?
Он не находит, что ответить.
На следующий день он приносит вялые цветы с заправки. Уставший, поседевший взгляд.
— Ты была права, — говорит он тихо. — Прости. Я не понимал, как тебе тяжело.
— До сих пор не понимаешь, — отвечаю. И вручила ему лист — расписание моего обычного дня. С 5 утра до полуночи. Каждая минута.
Он читает. Молча. Лицо меняется.
— Я устал, только читая это, — шепчет он.
— Добро пожаловать в мой мир.
К счастью, стало легче. Но понимания мало.
Мы начинаем ходить к семейному психологу. Трей учится быть партнёром, а не посторонним.
А робот-пылесос? Остаётся. Маленький, механический трофей моего тихого бунта.
Материнство — это не отпуск. Это работа 24/7. Без выходных. Без перерывов. С самым требовательным начальником в мире — маленьким человеком, для которого ты — целая вселенная.
