КОГДА УМЕР МОЙ ДЕДУШКА, Я ДУМАЛ, ЧТО САМОЕ ТЯЖЁЛОЕ — ЭТО ПРОСТО ПРОДОЛЖАТЬ ЖИТЬ. Я И ПРЕДСТАВИТЬ НЕ МОГ, ЧТО ОН НАЧНЁТ ПРИХОДИТЬ КО МНЕ ВО СНЕ С ОДНИМ И ТЕМ ЖЕ СТРАННЫМ СООБЩЕНИЕМ КАЖДУЮ НОЧЬ. Я НЕ ХОТЕЛ ВЕРИТЬ, ЧТО ЭТО ЧТО-ТО ЗНАЧИТ, — ДО ТОГО ДНЯ, КОГДА Я ВСЁ-ТАКИ СПУСТИЛСЯ В ПОДВАЛ.
Не знаю, бывало ли у тебя чувство, что ты будто застрял — как будто топчешься на месте, а жизнь вокруг бежит вперёд. Вот это и есть моё настоящее. Мне 22, я работаю кассиром в обшарпанном продуктовом магазине. Это такое место, где ты улыбаешься и киваешь, пока покупатели даже не смотрят тебе в глаза, и молишься, чтобы кассовый аппарат снова не завис.
Платят мало, и после того как оплачиваю съёмную комнатушку и счета за свет и воду, остаётся едва ли что-то на еду.
Но так было не всегда. Я вырос в доме дедушки — уютном, со скрипучими полами и стенами, завешанными семейными фотографиями. Он вырастил меня и моего старшего брата Артёма после того, как наши родители погибли в автокатастрофе.
Дед старался дать нам всё, что мог, и научил меня трудолюбию и порядочности.
А Артём? Он был полной противоположностью. Как только нам исполнилось по 18, мы узнали, что родители оставили нам небольшое наследство. Не миллионы, но хватило бы, чтобы облегчить старт взрослой жизни.
Артём даже не подумал делиться. Он снял все деньги, занял у деда ещё, и исчез. С тех пор я его не видел.
После этого мы с дедом почти не говорили о нём. Слишком больно. Мы просто жили дальше — чинили по дому, ходили на рыбалку. Это были хорошие времена.
Когда дедушка умер, я думал, что худшее уже позади. Думал, что самое тяжёлое — это тишина в доме, пустой стул у стола и гул воспоминаний. Но я ошибался.
Всё произошло слишком быстро. Всего пару недель назад я вернулся домой после смены, с пакетами в руках, и нашёл его на полу. Его любимый свитер был мокрым от пролитого чая, а кроссворд на столике остался незаконченным.
Я уронил пакеты, закричал его имя, начал трясти его, как будто мог разбудить, если постараться сильнее.
Врачи сказали — инфаркт. Молниеносный, неожиданный. Никто бы не успел ничего сделать.
На похоронах я всё ждал, что Артём появится. Не потому, что я хотел его видеть — просто казалось неправильным, что его там нет. Но, как всегда, ему было всё равно. Только я, пара соседей и гроб, к которому я не был готов.
И тогда начались сны.
Сначала это не казалось странным. Конечно, я буду видеть деда во сне — он ведь был моей единственной семьёй. Мы снова были на озере, на том самом старом деревянном причале, с удочками в руках.
Дедушка был таким же, как всегда: бейсболка на затылке, рукава закатаны, добродушная улыбка.
— Клюёт? — спросил я в одном сне, наблюдая, как поплавок покачивается на воде.
— Нет, — усмехнулся он. — Ты всех рыб распугал болтовнёй.
Я рассмеялся, и на миг всё снова стало как раньше. Но потом его лицо посерьёзнело. Он наклонился ко мне и сказал:
— Слушай внимательно, малыш. Проверь красную коробку в подвале.
Проснувшись в ту ночь, я просто пожал плечами. Горе с людьми чудеса творит. Но сны не прекращались. Каждую ночь — одно и то же. То же озеро. Те же слова.
— Проверь красную коробку в подвале.
Через неделю я не выдержал.
— Ладно, дед, — пробормотал я утром, стоя у лестницы в подвал. — Посмотрим, к чему вся эта история.
Воздух в подвале был тяжёлым — словно от веса тысяч воспоминаний. И вдруг я увидел её — яркое пятно среди старых газет.
Моё сердце забилось чаще. Неужели это правда?
Красная коробка была там, где он и говорил — под кучей пыльных газет. Я застыл, не зная, радоваться или бояться.
— Ну что, дед, — пробормотал я, вытирая ладони о джинсы, — давай посмотрим, что ты там спрятал.
Крышка со скрипом открылась, и я невольно рассмеялся. Внутри — только рыболовные принадлежности: леска, коробка с ржавыми крючками и набор блёсен. Даже та самая катушка, которую дед звал своим «счастливчиком», хоть, по-моему, она ни разу ничего не поймала.
Я покрутил её в руках.
— Серьёзно? Ради этого ты мне снился? — хмыкнул я.
Покачав головой, положил катушку обратно и закрыл коробку. Наверное, это просто мой разум цеплялся за воспоминания.
Но когда я обернулся, мой ботинок задел другую коробку.
— Чёрт! — выругался я, когда всё рухнуло с громким грохотом. Пыль поднялась в воздух, я закашлялся, отмахиваясь. — Ну просто идеально.
Наклоняясь, чтобы собрать упавшее, я заметил что-то странное — металлическую дверцу в стене.
Сейф.
Я замер. Сердце застучало сильнее.
Он выглядел старым — с круглым циферблатом и без видимого замка. Я присел, провёл пальцами по холодному металлу.
— Какой у тебя был код? — пробормотал я.
Попробовал дату рождения деда. Нет. Артёма — тоже мимо. Потом, почти на автомате, набрал свою дату рождения.
Щелчок.
Звук эхом разнёсся по подвалу. Я застыл. Медленно открыл дверцу — внутри аккуратными стопками лежали деньги. Тысяч на пятьдесят, не меньше.
Руки дрожали, когда я достал записку из-под одной из пачек. Знакомый, чуть дрожащий почерк.
«Для моего мальчика — всё, чего я не смог дать тебе при жизни. Построй на этом что-то хорошее. И не позволяй жизни тебя сломать. С любовью, дед.»
Глаза заслезились. Он оставил это мне. Годами, по копейке, копил — и всё для меня.
— Спасибо, дед, — прошептал я. Голос дрожал, но впервые за долгое время я почувствовал надежду.
Эти деньги изменили всё.
Я не стал тратить их на роскошь и не убежал от проблем. Мне всё время звучали в голове его слова: «Построй что-то хорошее». И я построил.
Через полгода открылось «Кофе у Петра» — маленькая, уютная кофейня на углу главной улицы.
Стены украшены рыбацкими сувенирами: фото с дедушкой на озере, его «счастливая» катушка — над стойкой, а та самая красная коробка — отполированная, стоит рядом с кассой.
Людям понравилось. Может, из-за запаха свежего кофе. Может, из-за тёплой атмосферы. А может, потому что всё было по-настоящему. Я каждому гостю рассказывал о человеке, в честь которого названо кафе — о том, кто отдал мне всё, когда сам имел так мало.
Я думал и об Артёме. Пытался ему дозвониться, оставил сообщения, даже написал письмо на старую почту. Ответа не было. Часть меня злилась, но другая — просто надеялась, что с ним всё в порядке.
Однажды вечером, закрывая кафе, я вытирал столы и взглядом задержался на катушке над дверью. Она ловила последний луч заката. Я улыбнулся.
— Видишь, дед? — тихо сказал я, оглядевшись. — Я справился.
И мне показалось, будто по залу прошёл тёплый ветер, хоть двери были закрыты.
А потом — словно его голос прозвучал прямо у меня в голове:
— Молодец, малыш. Очень молодец.
