Я родила троих сыновей — и в старости поняла, что им до меня нет никакого дела…
Я вырастила пятерых детей, отдав им всё: силы, здоровье, молодость, душу. Я ни в чём себе не отказывала, лишь бы у них было всё. Это было тридцать лет назад, в деревушке под Москвой, где каждый день был борьбой за то, чтобы мои дети были счастливы. Теперь сыновья и дочери разлетелись кто куда, построили свои семьи, устроили свои судьбы… А я осталась одна — в тишине, в пустоте, которую они оставили после себя.
Связь с дочерьми у меня крепкая, как стальная нить. Они приезжают, привозят подарки, помогают по дому, приносят с собой тепло, смех, жизнь. Мы вместе отмечаем каждый праздник — они чувствуют моё одиночество, эту глухую, давящую тишину. Дом у нас просторный, всем хватит места. Я всегда жду их с открытым сердцем. А сыновья… Словно чужие. Будто я им не мать, а призрак из прошлого. Я понимаю — у них свои жёны, свои дети, дела. Но разве можно так легко забыть ту, что подарила им жизнь?
Когда мой муж, Иван, позвонил им однажды с просьбой помочь отремонтировать крышу, они отмахнулись, как от назойливого комара. А у нас тогда лил проливной дождь, вода текла по стенам, заливала пол. Мы с пенсии из последних сил наняли чужих людей, чтобы спасти наш дом. Сыновья даже не поинтересовались, как мы справились. Не позвонили, не написали. Даже в мой день рождения — ни одного слова. Ни одного знака. Только молчание.
Я не верю, что их жёны настраивают их против нас. Нет. Это они сами выбрали забыть. Вычеркнуть нас, как старую, ненужную мебель. Я наблюдала за своими невестками — и младшая, и старшая, — вроде добрые, уравновешенные. Но у сыновей — вечные отговорки: работа, дела, «некогда». А разве мои дочери не работают? У них разве нет семей? Но они находят время: обнять, привезти сумки с продуктами, подержать за руку. А мои сыновья… даже внуков не показывают, не дают услышать их голос, не дают почувствовать ту радость, ради которой и живём.
Сейчас, как никогда, нам с Иваном нужна помощь. Здоровье наше рушится, как старый дом под снегопадом, а сыновья отворачиваются, будто нас больше нет. Только дочери и их мужья водят нас по больницам, покупают лекарства на свои деньги, приносят еду, спасают нас своим вниманием и заботой. А те мальчики, которых я когда-то держала на руках, кормила, учила… оставили нас одних.
Два года назад средняя дочь, Алина, попала в страшную аварию. Теперь она в инвалидной коляске. Вместо того чтобы поддержать нас, она сама нуждается в уходе. Старшая, Светлана, уехала в Канаду — по нужде, ради будущего. Я понимаю… но её не хватает. Она предлагала нанять сиделку — я едва не расплакалась. Неужели я родила пятерых детей, чтобы в старости мои слёзы вытирали чужие руки и суп мне варил посторонний человек? Это та награда, которую я заслужила за все свои жертвы?
Младшая невестка, жена Игоря, как-то обронила: «Продайте дом и переезжайте в дом престарелых. Там и накормят, и присмотрят — и никто не будет против». Сказала с такой ледяной улыбкой, будто говорила не о людях, а о старом диване. Я едва не задохнулась от возмущения. Да, мы стареем. Да, уже не те. Но мы не беспомощные. Мы ходим, мы чувствуем, мы живём — пусть и с болью, и с усталостью. Мы не просим многого. Немного тепла. Немного внимания от тех, кого мы любили больше жизни.
Снова и снова я понимаю: ближе дочерей у матери никого нет. Они — мои крылья, мои ангелы, не дающие мне провалиться в бездну одиночества. А сыновья… Пусть Бог их рассудит. Я отдала им всё — здоровье, молодость, бессонные ночи. А взамен — пустота. Безразличие. Я не заслужила быть забытой теми, ради кого жила всю жизнь.
