— Презентация была сырой! — голос начальника бил в ухо. Марина глядела в окно аэропорта, выключила звук и сняла гарнитуру. Тут же загорелся экран телефона: «Звонила мама».
— Ты где? — голос матери был глухой. — У отца всё плохо. Он в реанимации. Ты успеешь прилететь или опять будешь объяснять, как ты занята?
— Я уже в Шереметьево. Вылетаю через сорок минут.
— Понятно… Ну, хоть на этот раз не совсем опоздала. Хотя… всё равно поздно…
Связь оборвалась.
В приёмном отделении её встретила мать, Галина.
— Ты, как всегда, не вовремя, — сказала она ровным тоном, без рыданий. — Всё. Уже всё, поняла? Ты опять прилетела, когда всё уже кончилось.
В машине Галина тихо добавила:
— Его больше нет. Отмучился…
Наступил день прощания. Погода была ветреной. Марина стояла рядом с братьями, Андреем и Игорем. Её взгляд скользнул в сторону. У сосны стояла незнакомая женщина с двумя подростками. Когда их глаза встретились, женщина быстро отвела взгляд.
— Кто это?.. — пробормотала Марина, но никто не услышал.
Позже, на кухне, старший брат Андрей спросил:
— Ты тоже заметила ту женщину с детьми? А ты точно не знала, кто они?
— Нет, видела их впервые.
— Странно, — сказал Андрей. — Слишком уж она… как будто знала, как стоять. Как будто это тоже её прощание.
Поздно вечером Марина сидела на диване с матерью.
— Он пять лет к ним ездил, — вдруг нарушила тишину Галина. — А я, дура, верила. Верила, что в санаторий. Что лечение.
— Пять лет?.. Это ты про ту женщину?
— Только теперь всё поняла. Когда на кухне сегодня нашла квитанции. Адрес. Имя запомнила. Лариса.
Марина взяла её за плечо.
— Ложись дочка поспи. Завтра снова день…
Утром приехал юрист.
— Виктор Сергеевич пересмотрел завещание год назад, — сказал он, раскладывая бумаги. — Половина квартиры и садовый участок оформлены на… Ларису Юрьевну Матвееву. Документ заверен нотариально.
Никто не ответил. Только Андрей тихо выдохнул:
— То есть он всё решил. Без нас.
— Судиться надо, — сказал он, когда юрист ушёл. — Это плевок.
— Мы должны что-то делать, — поддержал его Игорь, повернувшись к Марине. — Он не имел права. Если ты согласна оспаривать завещание, подпиши доверенность, чтобы мы могли действовать и от твоего имени.
— Я не говорю «нет». Мне нужно подумать.
— Что тут думать? — подался вперёд Андрей. — Если ты не с нами, то с ней?
— Я с собой, — устало сказала Марина.
На следующий день она поехала по адресу, который выписала с квитанции. Дверь открыла женщина лет сорока пяти. Та самая. Лариса.
— Я знала, что вы придёте, — сказала она спокойно. — Проходи. Чаю хочешь?
Дом был небольшой, чистый, уютный.
— Он к вам часто приезжал? — спросила Марина, когда они остались вдвоём на кухне.
— Сначала нет. Потом — всё чаще. Он приходил уставший. Как будто от него везде что-то хотят. Только не мы. Мы просто были рядом. Без претензий. Ты пойми — он здесь был не другой. Он был свой.
— Я останусь на ночь, — тихо сказала Марина.
В комнате, где он останавливался, на тумбочке лежали его очки, а в ящике — записная книжка. На первой странице был вклеен её детский рисунок: девочка в фиолетовом платье и надпись неровным почерком: «Папе».
Утром Лариса протянула ей папку с документами.
— Он хотел всё упростить. Начал оформлять дарственную, но не успел. Я не собираюсь за это цепляться. Мы не хотим войны. Просто не стирай его совсем. Он не был хорошим — он был живым.
Когда Марина вернулась домой, на неё обрушились братья.
— Ты вообще где была? У неё? — повысил голос Игорь. — Теперь вы подружки?
— Мне нужно было понять. Себя. Его. Её. Вас тоже.
— Ты не понимаешь, каково это было для мамы!
— Я понимаю. Теперь — понимаю. Просто всё не так однозначно.
Она пошла в свою комнату и закрыла дверь. Через день она записалась на приём к юристу.
— Вы не планируете участвовать в иске об оспаривании завещания? — уточнил он.
— Нет. Я не буду. Он так решил — и я приму это.
Вечером она вернулась домой. Мать сидела в кресле, укутанная пледом.
— Я подписывать не буду, — сказала Марина, не снимая обуви.
Галина ничего не ответила. Только медленно отвернулась.
Из соседней комнаты донёсся тихий голос Игоря:
— Ну вот, она выбрала.
Марина прошла в свою комнату. За окном шёл дождь. Но внутри неё всё стояло крепко. Впервые за долгое время — на своём месте. Она прошептала едва слышно:
— Пусть будет так, как он хотел. Я не предаю. Я просто хочу справедливости.
