Дом свекрови, Елены Сергеевны, пах старыми газетами и усталостью. Марина стояла у ворот с пакетом пельменей и сыном Колей. Она привезла сына к бабушке на два часа.
— Время видела? У Коли режим! — с порога начала свекровь. — Или ты опять с работы опоздала?
— Я через два часа за ним, — сказала Марина, передавая ей ребёнка.
— А премия где? — тихо, но холодно спросила Елена Сергеевна. — Ты же говорила — бонус годовой дали. Небось уже потратила на сумку?
— Я эти деньги положила Кольке на вклад. На образование, — ответила Марина, чувствуя, как закипает злость.
— Это мой дом. Антон тут вырос. И ты тут живёшь. А значит — семейные деньги, семейный вклад. А не твой личный заначник, — прошипела свекровь.
— Мы не живём у вас. Мы снимаем. И я не обязана перед вами отчитываться.
— А вот Антон говорит, что ты ничего с ним не обсуждала. Только перед фактом поставила.
Вечером, когда Антон вернулся домой, разговор продолжился.
— Опять сцепились? — буркнул он.
— Да. Потому что твоя мать считает, что моя премия — это общественное достояние.
— Ну она… просто переживает. Дом старый. Я ей сказал, что у нас денег нет на ремонт.
— А я сказала, что деньги на Колино будущее! — резко повернулась Марина. — И если ты с ней за моей спиной обсуждаешь мои премии, то, может, тебе и жить с ней лучше?
— Началось, — скривился он. — Как только речь заходит о деньгах, ты включаешь начальницу.
— Когда человек берёт с тебя деньги, унижает и ставит условия, это не семья, — ответила Марина.
На следующий день она собрала сумку, взяла Колю и приехала к свекрови.
— Нам нужно поговорить. Я хочу, чтобы вы не вмешивались в нашу жизнь. Финансы — не ваше дело.
— А ты кто такая, чтоб со мной так говорить? — усмехнулась Елена Сергеевна. — Ты где жить собралась, если Антон тебя выставит?
— Времена, когда женщины жили «при муже», прошли. Я могу сама зарабатывать и растить ребёнка.
— Ты думаешь, я тебе ребёнка отдам, если ты Антона бросишь? Ты тут никто! Это мой внук! Это мой сын! Это мой дом!
— Коля — мой сын, — шагнула ближе Марина. — Я его рожала, я его растила, когда ваш сынок играл в танчики.
— Не смей мне грубить! — заорала Елена Сергеевна и швырнула мокрую тряпку прямо в лицо Марины.
Коля заплакал. Марина стояла с мокрым пятном на куртке и поняла — всё. Она ушла, оставив на холодильнике записку: «Я с Колей у Светки. Нам нужен воздух. Не звони пока».
Она переехала к подруге Светке. Через пару часов позвонила мама Антона.
— Ну что, твоя ведьма ушла? А когда у тебя сына заберут? Или когда она на алименты подаст? Такие, как она, не уходят.
Вечером Светка, разливая вино, спросила:
— Ты понимаешь, что обратно тебя уже не пустят? Там — крепость. А ты ворота подожгла.
— Я не хочу обратно. Я хочу дышать.
Антон всё-таки пришёл. Он стоял на пороге, как побитый мальчишка.
— Привет. Чего ты хочешь? — сухо спросила Марина.
— Я всё перепутал, Марин. Я был между вами. Между мамой и тобой.
— Но не забыл наблюдать. И делать вид, что всё в порядке.
— Я дурак. Я позволил ей влезть, потому что боялся, что без неё нам будет трудно. А теперь понимаю, что с ней — невозможно.
Он признался, что отдавал матери половину зарплаты на ипотеку за дачу, которую она якобы строила «для них».
— Я не вернусь туда, — спокойно сказала Марина. — И не с мужчиной, который молчит, когда меня унижают.
— А если я хочу быть с тобой?
— Тогда это должен быть твой выбор. Без маминых слёз. Или ты взрослый мужчина, или мамино дитя. Я не буду ждать бесконечно.
Он кивнул и ушёл.
Прошло две недели. Антон звонил каждый вечер, говорил с Колей. Однажды он прислал фото съёмной квартиры: «Это наш угол. Без её указаний. Без её супов».
Марина приехала туда сама, с продуктами. Он открыл дверь и не сказал ни слова. Только обнял.
— Добро пожаловать, — сказал он шёпотом.
— Только попробуй всё испортить, — буркнула она. — Второго шанса не будет. А я умею и без тебя, понял?
— Понял.
Он больше не молчал никогда.
