Ольга пришла домой с работы с новостью о повышении. Её наконец-то утвердили начальником отдела с зарплатой, о которой она раньше только мечтала. Но радость была недолгой. Позвонил муж Сергей и позвал к своим родителям «отметить».
У Лидии Петровны в квартире всё было по-прежнему: ковер на стене, запах котлет и атмосфера 80-х.
– Ольга, детка! – встретила её свекровь. – С повышением тебя! Наконец-то ты стала приносить настоящую пользу!
За столом, после недолгих предисловий, Лидия Петровна перешла к делу.
– Дочка, мы с Валерочкой подумали тут… У нас ведь кухня старая. Стены облупились, плитка вся в разводах… Мы посоветовались и решили: ремонт. Настоящий.
Ольга молча смотрела на свекровь.
– И ты думаешь, я должна с этим что-то делать?
Сергей вмешался с улыбкой посредника:
– Ну, ты же теперь… начальница. Зарплата позволяет.
– Что позволяет?
– Ну… кредит взять. Небольшой. Всё равно вместе выплачивать будем.
Ольга поставила вилку.
– «Вместе» — это как?
– Мы — семья, Олечка, — заговорила свекровь, — и в семье всё должно быть сообща. Вот ты повышение получила — это же общее достижение. Значит, и вкладываться надо вместе.
– А я думала, ты умная. А ты, оказывается, жадная, — прищурилась Лидия Петровна, когда Ольга отказалась.
– А я думала, вы хитрая. А вы просто наглая, — резко ответила Ольга.
Она напомнила мужу, что они даже не прописаны в этой квартире и живут там как временные жильцы, но Сергей лишь повторял: «Это всё формальности. Это же мои родители».
– Спасибо за борщ. Как всегда — с привкусом вины и давления, — сказала Ольга и ушла.
– Сидеть! — рявкнула Лидия Петровна. — Пока не решим, никто никуда не пойдёт.
Но Ольга уже была у двери.
– Я решаю. Я. Оля. Не вы, не Сергей, не семья и не борщ.
Дверь захлопнулась. На следующее утро Ольга проснулась в тишине своей съёмной студии.
Всю следующую неделю семья мужа оказывала на неё давление. Сергей звонил и уговаривал, свекровь писала в семейный чат, свёкор взывал к «семейным ценностям». Вечером Сергей пришёл с цветами.
– Я просто… между двух огней. Мама с папой — это моя семья. Ты — моя семья. А я посередине.
– Нет. Ты не между. Ты — в стороне. Ты просто стоишь и смотришь, как они пытаются меня продавить.
– Ты изменилась, Оль. Стала… жёсткой.
– А ты не изменился. Всё ещё плывёшь по течению. Просто теперь это течение ведёт к чужому ремонту.
Он молча ушёл, забыв цветы. Ольга, не раздумывая, бросила букет в мусорное ведро.
А потом раздался звонок из больницы.
– Вам нужно срочно подъехать. Лидия Петровна Попова поступила с инсультом. Состояние тяжёлое.
В приёмной её ждал Сергей. Сгорбившийся, постаревший на десять лет.
– Она в реанимации. Врачи сказали — шансы 50 на 50.
Они долго молчали.
– Я… Я знаю, что мы были неправы. И мама, и я. Особенно я, — сказал он.
– Ты просто был удобный, Серёж. А я — неудобная.
– Я до сих пор тебя люблю, — тихо сказал он.
– Уже поздно. У тебя был шанс стать мужем. А ты стал сыном своей мамы. Хорошим, верным. Но не моим.
Он кивнул. Не спорил.
– Если хочешь, я помогу с документами, — добавила Ольга. — Но это не потому, что я снова с вами. Это потому, что я не чудовище.
Она зашла в палату. Лидия Петровна лежала с перекошенным лицом, но взгляд был живой. Узнала. По щеке свекрови потекла слеза. Настоящая.
– Я не враг, — продолжила Ольга. — Просто у меня есть своя жизнь. Вы ведь хотели, чтобы у Сергея была хорошая жена. А он выбрал маму. Не переживайте. Я помогу. Но я ухожу. Навсегда. Потому что люблю себя, и больше не дам вами управлять.
Свекровь посмотрела на неё… как женщина на женщину. И этого взгляда Ольге хватило.
В тот же вечер Лидия Петровна умерла.
Прошёл месяц. Ольга стояла на балконе своей новой, маленькой, но собственной квартиры, взятой в ипотеку для себя. Она пила кофе и думала: иногда приходится потерять семью, чтобы сохранить себя. А иногда — чтобы понять, что настоящая семья начинается не с брака, а с уважения. И в этом была вся её новая жизнь.
