Сьюзен Томпсон медленно набрала номер младшего сына, чувствуя, как пальцы предательски дрожат.
Старая стиральная машина, верно прослужившая ей пятнадцать лет, окончательно вышла из строя — с громким скрежетом она замолчала навсегда. Новую должны были привезти через час, и срочные домашние хлопоты выбили Сьюзен из равновесия.
Гудки громко отдавались эхом в пустой кухне. Сьюзен затаила дыхание, но вместо знакомого голоса Бена она услышала холодный, как январский ветер, голос своей невестки.
— Алло? — раздражение чувствовалось в одном этом слове.
— Привет, Оливия, — Сьюзен постаралась говорить как можно мягче. — Могу я поговорить с Беном?
— Что на этот раз? — вопрос прозвучал как выстрел.
— Понимаешь, стиральная машина совсем сломалась. Новую привезут скоро, а старую надо бы вынести и…
— А вызвать грузчиков — не вариант? — перебила Оливия. В её голосе звенела сталь.
— Дорогая, с моей пенсией… — начала Сьюзен, но осеклась, услышав раздражённый выдох на том конце.
— Ах да, конечно, твоя пенсия, — теперь в голосе Оливии прозвучала язвительная насмешка.
— Всю жизнь дома сидела, ни дня не работала, а теперь жалуешься, что мало получаешь.
Сьюзен почувствовала ком в горле. Она посвятила свою жизнь воспитанию детей — растила их, обучала, помогала стать сильными и независимыми людьми.
— Оливия, я… — попыталась объяснить она.
— Знаешь что? — теперь голос Оливии звенел от ярости. — Хватит использовать своих детей как бесплатную рабочую силу.
У Бена теперь своя жизнь, своя семья. Твоя старость — это твоя проблема. Мы тебе ничего не должны.
— Милая… — прошептала Сьюзен, глаза её защипали от слёз.
— Мы достаточно тебя терпели, — бросила Оливия и отключилась.
Сьюзен долго смотрела на глухой экран телефона.
После этого болезненного разговора она осталась сидеть за кухонным столом, уставившись в одну точку. Её пятьдесят четыре года вдруг навалились на неё с полной силой. После смерти мужа семь лет назад она всё больше полагалась на помощь сыновей. Бен, младший, жил всего в нескольких кварталах. Но с тех пор как он женился на Оливии, их отношения начали рушиться.
Звонок старшему сыну, Михаилу, тоже не принёс результата. Он был в командировке и должен был вернуться только через неделю. Он говорил с ней куда мягче, чем Оливия, но суть осталась той же — помочь было некому, и никто не хотел.
Сьюзен вытерла одинокую слезу и решительно поднялась. Она чувствовала унижение и покинутость, но не собиралась сдаваться. Она позвонила в службу доставки и перенесла доставку стиральной машины на следующий день. Затем пересчитала свои скромные сбережения — те, что откладывала «на чёрный день». Похоже, этот день настал.
Она открыла старенький ноутбук, который Михаил подарил ей много лет назад, и начала искать.
На следующее утро, ровно в семь часов, кто-то настойчиво позвонил в дверь. На пороге стояли четверо крепких мужчин в синих униформах, а во дворе был припаркован их фургон.
— Доброе утро, миссис Томпсон? Мы из «Быстрого Переезда». У нас заказ на сегодня, — сказал старший из них, проверяя бумаги.
Сьюзен сдержанно улыбнулась. Она уже была полностью готова.
— Спасибо, что приехали. Начните, пожалуйста, с машины в ванной — она очень тяжёлая.
Через два часа её трёхкомнатная квартира была полностью пуста. Мебель, техника, коробки с вещами — всё аккуратно погрузили в машину. Сьюзен окинула помещение последним взглядом, закрыла дверь и отдала ключи управляющему дома.
— Вы уверены, миссис Томпсон? После стольких лет… — спросил он с тревогой.
— Абсолютно уверена, мистер Митчелл. Я сделала лучший выбор для себя.
Телефон Бена зазвонил в 8:30 утра. Это был управляющий с дома матери.
— Доброе утро, Бен Томпсон. Извините за беспокойство, но ваша мать попросила сообщить — она сдала квартиру.
— Что значит — сдала? — спросил Бен, сбитый с толку, а рядом с ним зашевелилась Оливия: спросонья она пыталась понять, что происходит.
— Она уехала. Всё вывезла. Приехала компания, всё погрузили. Она оставила мне ключи и этот конверт — для вас и вашего брата.
Бен вскочил с кровати, быстро оделся, не обращая внимания на вопросы всё более встревоженной Оливии. Через двадцать минут он был у дома матери. Управляющий передал ему белый конверт.
С дрожащими руками Бен его открыл. Внутри были официальный договор и письмо от руки.
— Что там? — спросил Михаил, который только что подъехал после срочного звонка брата.
Бен прочитал вслух, пересохшим горлом:
«Мои дорогие сыновья,
Раз уж мне напомнили, что моя старость — моя личная проблема, я решила больше не обременять вас своим существованием. Я продала квартиру, в которой вы оба родились и выросли. Все документы прилагаются — квартира продана семье Новак за 85 тысяч евро.
Часть этих денег я потратила на покупку маленького домика в деревне, в 200 километрах от города. Остальное я сохраню — чтобы в старости не просить ни у кого помощи.
Не беспокойтесь обо мне. Я выросла в деревне и прекрасно знаю, как о себе позаботиться. Может, я и не работала в офисе, но трудилась всю жизнь — на благо этой семьи.
С любовью, Ваша мать, которая вам ничего не должна. И больше ничего от вас не просит».
Бен выронил письмо, его охватили стыд и раскаяние. Рядом Михаил молча стоял с глазами, полными слёз.
— Что мы наделали? — прошептал Бен. — Что мы с ней сделали?..
В небольшом домике в деревне Мэйплвуд Сьюзен Томпсон сидела на крылечке, любуясь закатом. Дом был скромным, но уютным. Небольшой участок земли уже был готов под огород. Новая стиральная машина работала исправно, мебель стояла на своих местах.
Впервые за много лет она почувствовала свободу. Свободу от ожиданий, укоров и чувства, что она — обуза. Новый телефон звонил без умолку — пятый звонок от Бена за последний час. Старый показывал двенадцать пропущенных от Михаила.
С грустной улыбкой Сьюзен выключила оба телефона и зашла в дом. Завтра начнётся новая жизнь. Жизнь, в которой никто больше не скажет:
«Ты нам ничего не должна».
Шесть месяцев спустя к домику в Мэйплвуде подъехала машина. Из неё вышел Бен и застыл — сад расцвёл, дом был покрашен, на солнце блестела теплица.
Он постучал в дверь, держа букет — любимые розы матери. Когда дверь открылась, он замер. Сьюзен изменилась — выглядела моложе, отдохнувшей, с новой стрижкой и спокойной улыбкой.
— Мама… — прошептал он, с трудом сдерживая слёзы.
— Бен, — мягко ответила она, не делая шага назад.
— Я… могу войти?
Сьюзен смотрела на него долго, а потом открыла дверь шире.
— Конечно. Я только что испекла пирог. Но сначала скажи — ты пришёл один? Или с какой-то целью?
Бен опустил голову, всё ещё держа букет.
— Я пришёл извиниться. И сказать… что я люблю тебя.
Сьюзен взяла цветы и впервые за многие месяцы обняла сына.
Иногда самые суровые уроки — самые необходимые.
А порой нужно потерять всё…
чтобы заслужить уважение тех, кто должен был любить тебя без условий.
