В течение одиннадцати лет я соблюдал единственную просьбу Юлии — никогда не открывать её старый красный чемодан, спрятанный в глубине шкафа. Но однажды ночью я услышал голос, доносившийся изнутри чемодана. Любопытство победило. То, что я нашёл внутри, разрушило всю мою жизнь.
У кошек есть свои ритуалы, свои маленькие привычки, и любимым занятием Луны было свернуться калачиком у окна и смотреть на падающий снег. Но в ту ночь её нигде не было видно. Феликс дремал в кресле, как настоящий хозяин дома, прикрыв лапой глаза — абсолютно беззаботный.
Я устроился в кресле, потягивал виски, позволяя теплу камина и мягкому сиянию гирлянд погрузить меня в задумчивость. Юлия снова уехала по делам. Очередная срочная командировка. Ещё одна тихая ночь без неё.
Я никогда не любил оставаться один в преддверии Рождества, но она убеждала, что это важно для её карьеры, и что мы наверстаем всё в канун праздника.
Я слышал это много раз. Всё равно отпускал. Всегда отпускал.
Я уже собирался налить себе ещё, когда услышал шум наверху.
Сначала я списал всё на дом. Дом скрипел, постанывал, иногда отопление гремело, будто древние кости. Но это был не тот звук. Это был… голос, приглушённый, словно за плотной преградой.
Я медленно поставил стакан, сердце уже билось, как тревожный барабан.
Феликс не шелохнулся. Я схватил кочергу от камина, проверяя её вес в руке, и направился к лестнице. Пальцы крепко сжали холодный металл.
На верхнем этаже звук стал отчётливее. Мягкий, ритмичный плач. Он вёл меня в спальню. Из шкафа.
— Луна? — прошептал я, приоткрывая дверь ногой. Ответа не было. Голос повторялся снова и снова, словно заевшая запись. Я крепче сжал кочергу.
Я резко распахнул дверь.
Луна вылетела пулей, её серая шерсть встала дыбом, как будто она увидела привидение. Она пронеслась между моих ног и унеслась по коридору. Я выдохнул с облегчением. Конечно. Наверное, она случайно застряла. Коты ведь суют нос куда ни попадя.
Но голос не прекратился.
Он доносился из угла, от старого красного чемодана Юлии. Луна, видимо, его опрокинула.
Я застыл.
— Обещай, что никогда не откроешь его, — сказала она однажды, много лет назад. — Там просто личные вещи. Ничего, что могло бы тебя заинтересовать.
Я по-глупому пообещал. Мы были женаты всего год. Я доверял ей.
Голос повторился. Два слога, снова и снова: «Ма-ма».
Я опустился на колени. Дыхание стало прерывистым. Я сказал себе, что это игрушка. Звукозаписывающая кукла. Но Юлия не держала игрушек. Она не любила детей. Никогда не хотела их.
Юлия бы разозлилась, если бы я нарушил обещание. Но я не мог просто так оставить чемодан с этим детским голосом внутри. Мне нужно было узнать правду.
Молния чемодана заела на полпути, пришлось приложить силу.
Звук расходящихся металлических зубцов был оглушающе громким в тишине комнаты. Я приоткрыл крышку. На самом верху лежал цифровой диктофон. Его крошечный динамик трещал.
— Ма-ма.
Слово ударило сильнее в этот раз. Под диктофоном были аккуратно сложены детские вещи и пачки фотографий, упорядоченные как коллекция воспоминаний, тщательно спрятанных. Я разложил фотографии на тумбочке.
Воздух вырвался из моих лёгких.
Юлия, улыбающаяся, её лицо прижато к щеке мальчика. У него были её глаза. Ещё один ребёнок, постарше, с беззубой улыбкой. Юлия держала их за руки, они играли на пляже. Её руки обнимали их возле рождественской ёлки, которую я никогда не видел.
— Что за… — прошептал я.
Я стал листать быстрее. Улыбки на днях рождения, в парках аттракционов. Я заметил папку в чемодане. Внутри — копии двух свидетельств о рождении. Руки задрожали, пока я читал.
Юлия указана как мать, но моего имени там не было. Вместо него — какой-то мужчина по имени Максим.
Я уставился на имена, ощущая, как мой разум ускользает от реальности, как шатающийся зуб. У Юлии были дети. Двое. А кто такой Максим?
Кровь стучала в ушах, будто боевые барабаны.
Я сидел за кухонным столом с ноутбуком, Феликс лежал на коленях, его тепло заземляло меня, пока Луна нервно ходила у двери. Я ввёл полное имя Максима в поисковик.
Результаты появились мгновенно.
Я кликнул первую ссылку — открытый профиль в соцсети. Баннер на главной странице ударил в грудь.
Юлия. Её рука лежала на плече мужчины, на его плечах сидел мальчик, а рядом прижималась маленькая девочка. Все они выглядели такими… счастливыми.
«Семейный день с любимыми ❤️», — гласила подпись.
Я пролистал вниз. Юлия и Максим рядом с суррогатной матерью, живот обрамлён, как нечто священное. Подпись: «Мы бы не справились без тебя. Спасибо, что сделала нас семьёй».
Мои кулаки сжались. Юлия жила двойной жизнью… вся наша свадьба была ложью. Но зачем? Я думал, мы были счастливы.
Я обессиленно опустился на стул, разум метался, пытаясь осознать открывшуюся правду. И тогда меня осенило: деньги.
Юлия всегда любила роскошь, и я её баловал. Я был состоятельным человеком и с радостью тратил деньги на свою красивую, обаятельную жену. Никогда не задавал вопросов о её безумных тратах — мне было всё равно. Я бы и луну с неба достал, лишь бы она улыбалась.
Но теперь — нет.
Через два дня Юлия вернулась с широкой улыбкой.
— Скучал, милый? — спросила она, бросив чемодан у входа.
— Всегда. — Я поцеловал её в щёку и улыбнулся.
В тот вечер мы ужинали при свечах, стейки и вино. Она смеялась, говорила, что я должен встречать её так каждый раз после командировки.
Я только улыбался. Всё уже было подготовлено. За последние два дня я отменил все её карты, вывел деньги с общего счёта, и связался с адвокатом, чтобы начать бракоразводный процесс.
Я даже нанял частного детектива, чтобы собрать ещё больше улик её двойной жизни. Но Юлия об этом не знала.
Снег пошёл снова, когда она вернулась на следующий день. Она поднялась на крыльцо, всё ещё печатая на телефоне, едва взглянув на дверь, прежде чем повернуть ручку. Она не поддалась.
Я смотрел через камеру звонка, как она наклонила голову. Недоумение. Она достала ключ — он не подошёл.
Её дыхание завихрилось в холодном воздухе. Пальцы дрожали, когда она набрала мой номер.
— Привет, милый, это я. Похоже, ты забыл сказать мне про новые замки. Ничего страшного, но на улице жутко холодно, так что впусти меня. Спасибо, любимый.
Голос её был сладким, как мёд. Она думала, что всё ещё держит ситуацию под контролем. Я нажал на кнопку домофона.
— Я всё знаю, Юлия. Ты врала мне 11 лет. Двое детей. Другой мужчина. И всё это за мой счёт.
Она заморгала. Маска сползла, контроль растаял, как пар из сломанного чайника. Губы разошлись от удивления, затем скривились в ярости.
— Но как… ты открыл мой чемодан… ты открыл мой чемодан! — её голос становился всё выше, с каждой фразой. — Как ты посмел ослушаться меня, жалкий предатель… Я сказала, что это личное, моё! А ты —
Она резко вдохнула.
Руки сжали полы пальто, будто искала, за что уцепиться.
— Думаешь, ты такой умный? Будто всё понял? Да ну брось. — Её смех был сухим и злым.
Взгляд метнулся к камере. Не умоляющий — пронзающий, острый, как ледяной клинок. Голос стал холодным, как снег за её спиной:
— Вот что будет. Ты сейчас откроешь эту дверь. Скажешь, что сожалеешь. Что ошибся. Будешь ползать у моих ног, как всегда, потому что ты знаешь: ты нуждаешься во мне больше, чем я в тебе.
— Нет, не нуждаюсь. Я подал на развод, Юлия. Прощай.
Юлия взорвалась.
Она колотила по двери, разбила керамический горшок на веранде, сломала садовые кресла, крича, что я разрушил всё.
Когда ярость иссякла, она рухнула на колени на газоне, опустила голову и закрыла лицо руками. Я наблюдал за тем, как она рассыпается.
— Вот она, — тихо сказал я, глядя через камеру. — Настоящая Юлия.
Я провёл Рождество в одиночестве впервые за 11 лет. Феликс дремал на своём любимом кресле, Луна смотрела на падающий снег из окна. Я сидел у камина, потягивая виски, окружённый мягким светом гирлянд.
Старый красный чемодан Юлии стоял в углу.
Я так и не убрал его.
