Боль умеет вскрывать правду. Я поняла это после того, как проснулась из тьмы — и обнаружила, что моя жизнь была не такой, какой я её помнила… А человек, которому я больше всего доверяла, возможно, был готов разрушить всё.
Я проснулась от звука своего имени, на фоне — мерное пиканье медицинских приборов.
— Мария? Мария, ты меня слышишь?
Больничная палата медленно прояснилась — стерильно-белые стены, мигающие мониторы и лицо моего мужа, нависшее надо мной, с потёками слёз по щекам.
— Боже мой, ты очнулась, — прошептал Дамир, сжимая мою руку. Костяшки его пальцев побелели от напряжения, но я едва ощущала его прикосновение. Моё тело казалось чужим, будто я парила над собой.
— Что случилось? — мой голос был хриплым, горло саднило.
— Авария. Мы ехали в машине… — голос у него дрогнул, — ты была в коме почти полгода. Врачи не знали, проснёшься ли ты вообще.
Я попыталась приподняться, но мышцы не слушались. Всё тело было тяжёлым, будто налитым свинцом.
— Зоя? Где Зоя? — паника вспыхнула мгновенно — наша пятилетняя дочь.
— С ней всё в порядке. Она у твоей мамы. Завтра приедет. — Дамир прижался губами к моей руке. — Я думал, что потерял тебя, Маша. Я не знал, как жить без тебя.
Я закрыла глаза, пытаясь вспомнить момент аварии, но там была пустота… сплошная темнота, где должны были быть воспоминания.
— Я ничего не помню о катастрофе, — прошептала я, и страх пронзил грудь.
Дамир мягко провёл рукой по моим волосам.
— Врачи говорили, что так может быть. Всё нормально. Я помогу тебе вспомнить то, что по-настоящему важно.
Через две недели я уже сидела на диване в нашей гостиной, наблюдая, как Зоя усердно расставляет плюшевых зверей вокруг чайного сервиза. Тело моё восстанавливалось быстрее, чем ожидали врачи, но разум оставался сломанной мозаикой.
— Мамочка, когда пьёшь чай, нужно мизинчик отставлять, — важно сказала Зоя, демонстрируя жест с поднятым пальчиком.
Я повторила за ней, и она рассмеялась. Этот смех был, как солнечный луч сквозь тучи.
— Так лучше, принцесса?
— Прелестно! — улыбнулась она, щерясь без переднего зуба, и её улыбка стала ещё очаровательнее.
Дамир вошёл в комнату, посмотрел на нас с нежностью в глазах.
— Как мои девочки?
— У нас королевское чаепитие, — объяснила я, театрально поднимая мизинец выше.
Он сел рядом, обнял меня за плечи. С тех пор, как я вернулась домой, он почти не отходил от меня. Заботливый муж, преданный отец.
— Звонил врач, — сказал он тихо. — Следующий приём во вторник.
Я кивнула, и в животе сжался холодный ком. Каждый визит к врачу напоминал, насколько я всё ещё разбита… тело крепло, но разум был как после бури.
— А маме починят воспоминания? — спросила Зоя, глядя на нас своими большими глазами.
Мы с Дамиром переглянулись. Мы пытались объяснить ей моё состояние простыми словами, но как рассказать ребёнку, что её мама не помнит части своей жизни?
— Воспоминания — вещь непростая, — сказал Дамир. — Но главное — мы будем создавать новые, вместе. Хорошо, солнышко?
Зоя кивнула, и снова занялась чайником.
Я прижалась к его плечу, благодарная за терпение и заботу.
— Я не заслуживаю тебя, — прошептала я.
Он сжал меня крепче.
— Ты заслуживаешь всё хорошее в этом мире, Маша. Это я не достоин тебя.
— Почему ты так говоришь?
Он не ответил. Только крепче прижал меня к себе, а тяжёлый вздох сказал больше, чем слова.
Кухня стала моим убежищем во время восстановления. Было что-то исцеляющее в готовке — нарезка, помешивание, проба. Это помогало чувствовать почву под ногами, когда остальное рушилось.
Я готовила любимый соус Дамира, нарезая лук и болгарский перец. Зоя была на игровой встрече, а муж должен был скоро вернуться с работы. Всё выглядело… нормально. Почти.
Нож соскользнул и порезал палец.
— Чёрт! — выругалась я, уронив нож. Кровь выступила каплями.
Потянулась за салфеткой и в спешке опрокинула стеклянную миску. Она разбилась о плитку.
Звон стекла ударил по ушам, искажённый и резкий. Колени подкосились, я осела на пол, прижимая руки к вискам.
И тогда пришло — воспоминание. Не клочками. Не намёками. А целиком. Ярко, резко, как удар в грудь.
Дамир за рулём, челюсть сжата от злости. Я — на пассажирском, в слезах. Ссора, ожесточённая, минут за тридцать до аварии.
— У меня есть другая. — Его слова звучали спокойно. Жестоко.
— Её зовут Блэйк. Всё это длится почти год.
Сердце бешено стучало.
— Что?..
— Я хочу, чтобы Зоя жила с нами, Маша. Всё кончено.
— С нами?
— Со мной и Блэйк. Так будет лучше. Ты всё равно не сможешь её удержать. Кто ты без меня вообще?
Я трясущимися руками пыталась отстегнуть ремень.
— Останови машину. Я выйду.
Он взглянул на меня — лицо холодное, чужое.
— Не устраивай драму, Мария.
В тот момент — ослепляющие фары. Удар. Металл, крики, стекло. Боль, пронизывающая каждую клетку.
А потом — тьма.
Я резко вернулась в реальность. Всё тело дрожало. Кровь с пальца капала на осколки.
Это не сон. Не галлюцинация. Это — память.
Когда Дамир пришёл домой, я сидела на кухне. Всё было прибрано. Ни стекла, ни крови. Только я — и правда, горькая, как уксус.
— Маша? — он включил свет, удивлённый. — Почему ты в темноте? Где Зоя?
— Она у Мелиссы на ночёвке. Я сказала, что мне плохо.
Он нахмурился, подошёл ближе.
— Тебе плохо? Вызвать врача?
Я отпрянула. — Я вспомнила.
Рука зависла в воздухе. — Что именно?
— Аварию. И… последний час до неё. Нашу ссору. Блэйк. И то, как ты собирался отнять у меня дочь.
Он побледнел, опёрся о столешницу.
— Маша, я…
— Не ври. Я всё помню.
Он опустился на стул, плечи обмякли.
— Всё должно было быть не так.
— Что? Уйти от меня? Или то, что я узнала?
— Авария. Твоё ранение. Этого не должно было быть.
— Но это случилось. — Голос дрожал. — Я чуть не умерла. А теперь скажи — как ты ушёл почти без царапин?
Он вздрогнул. — Ты думаешь, я… специально?
— А как ещё? Ты собирался отнять у меня дочь, бросить… а потом — авария. И выживаешь ты.
— Мотоцикл ударил с твоей стороны, — прошептал он. — Меня выбросило. У меня была сломана рука… ссадины… но ты… — он закрыл лицо руками. — Врачи думали, ты не выживешь.
Повисло молчание. Тяжёлое, как камень.
— Где она теперь? — спросила я. — Блэйк?
— Её больше нет. Я всё закончил в ту же ночь.
Я усмехнулась. — Удобно.
— Правда. Когда понял, что могу тебя потерять… ничто больше не имело значения. Я был идиотом.
— Ты правда думаешь, что чуть не убив меня, доказал свою любовь?
— Да! — Он склонился ко мне, отчаяние в глазах. — Пока ты лежала в больнице, я не уходил оттуда. Разговаривал с тобой, держал за руку, молил вернуться. Спроси у врачей.
Я вспомнила его измученное лицо, когда пришла в себя. Вспомнила, как медсёстры говорили, что он не уходит из палаты.
Но я также помнила его холод в машине.
— Всё было правдой? Или ты остался из чувства вины?
— Всё было правдой. И вина. И любовь. Я был глуп, слаб, испуган. Но я понял, как много ты для меня значишь.
Я покачала головой, сдерживая слёзы.
— Ты хотел забрать у меня дочь.
— Я знаю. Этого не изменить. Но, Маша, прошу… поверь, я стал другим. Всё это время… я смотрел, как ты борешься за жизнь, и я изменился.
— И я уже не та женщина, Дамир.
Утренний свет проникал в кухню, мягкий и неумолимый. Мы проговорили всю ночь — слёзы, признания, боль.
Дамир выглядел измождённым. Он открылся полностью — роман, начавшийся с флирта, страх перед возрастом, эгоистичные решения.
— Я сделаю всё, чтобы всё исправить, — сказал он. — Психолог, терапия, всё, что нужно. Я не достоин второго шанса, но прошу — дай мне хотя бы попытаться.
Я вертела кольцо на пальце.
— Я не знаю, смогу ли снова тебе доверять.
— Понимаю. Но я буду доказывать тебе это каждый день, если ты позволишь.
Входная дверь открылась. Раздался голос мамы Мелиссы.
— Мамочка! Папа! — Зоя вбежала на кухню, рюкзак подпрыгивал на спине. Она остановилась, глядя на нас с детской проницательностью. — Почему вы грустные?
Я обняла её, вдыхая запах клубничного шампуня и остывших блинчиков.
— Иногда взрослым тоже бывает тяжело, солнышко.
— Вы с папой поссорились? — её губка задрожала.
Дамир подошёл, сел на корточки рядом.
— Мы проходим через сложное, Зоя. Но мы оба любим тебя больше всего на свете. Это не изменится.
Она посмотрела на него, потом на меня.
— Обещаете?
— Обещаю, — прошептала я, поцеловав макушку.
Я встретилась с Дамиром взглядом. В нём была боль, раскаяние и… решимость.
— Я не знаю, что будет дальше, — сказала я тихо.
Он кивнул. — Что бы ты ни решила, я приму. Но я не сдамся, Маша. Больше никогда.
Я закрыла глаза, крепче прижав Зою к себе. Женщина, что очнулась из комы, была другой — сильнее. Осторожнее.
Но я знала одно: за то, что важно — я готова бороться. Ради Зои. Ради себя.
И, возможно… если он это докажет — ради нас.
— Один день за раз, — наконец сказала я.
— Один день, — согласился он. — Начиная с сегодняшнего.
