Название: Не слишком молод
Семейный зал суда был полутёмный — будто специально приглушили свет, чтобы он соответствовал настроению людей внутри. Я сжал кулаки, а потом заставил себя разжать их — палец за пальцем.
Сегодня должен был быть первый шаг к тому, чтобы получить опеку над моим младшим братом, Сашей.
Я шел к этому дню с тех пор, как мне исполнилось восемнадцать и я вышел из системы приёмных семей. Но судья дал понять: мне предстоит тяжелая борьба.
Вера, соцработник Саши, села рядом со мной.
У неё на лице было то же выражение, что и всегда — профессиональное беспокойство, смешанное с капелькой сочувствия. Достаточно, чтобы напомнить, что она человек.
Но недостаточно, чтобы действительно помочь.
— Ты слышал, что сказал судья. Ты всё делаешь правильно, Илья, — проговорила она ровным голосом. — Но ты ещё не готов.
Слова ударили, как пощёчина.
Да, я слышал судью: недостаточно денег. Недостаточно места. Недостаточно жизненного опыта. Просто недостаточно.
— А что это вообще значит? — спросил я, голос дрогнул. — Я работаю на двух работах и учусь. Я делаю всё, что вы сказали.
— Я знаю. — Она отвела взгляд. — У штата есть правила. Ты стараешься, но…
Я вскочил, и стул громко заскрипел по полу.
— Но этого недостаточно, — выпалил я. — Да, я понял.
Я вылетел из зала, едва сдерживая себя.
Недостаточно? А я был «достаточно», когда наша мать валялась в постели, разбитая и неспособная встать.
Я был «достаточно», когда готовил Саше бутерброды в школу, помогал с уроками и следил, чтобы он чистил зубы.
На улице воздух был холодный, осенний, острый.
Я выдохнул — пар растаял в пустоте.
Как наша мама.
Как всё, что когда-то было нашей жизнью.
Мне было шесть, когда мама впервые заставила меня поверить в чудо.
Было лето, кондиционера у нас не было — только старая шумная напольная вертушка у окна. Мама достала откуда-то потрёпанную колоду карт, края которых уже свернулись.
— Выбирай любую, — сказала она с улыбкой.
Я выбрал пятёрку червей. Она ловко сунула её обратно, перетасовала, покрутила карты с артистизмом, как на телевидении.
Пятёрка червей оказалась сверху.
— Как ты это сделала? — ахнул я.
— Фокусник не раскрывает секретов, — подмигнула она, уголки глаз сморщились от весёлой хитрости.
Долгое время я верил, что она действительно умеет творить магию.
Позже я понял: это был обычный карточный трюк.
Как и всё её счастье — иллюзия, которую она поддерживала, пока жизнь не перетасовала колоду против неё.
На самом деле мама всегда искала чего-то большего — любви, которую мы с Сашей не могли ей дать.
Вернувшись в свою полуподвальную квартирку, я скинул обувь и рухнул на диван.
Я работал на складе и готовился к сдаче ЕГЭ, но доход мой был едва выше минимума. Квартира не подходила — по закону Саше требовалась отдельная комната.
В дверь позвонили. На пороге стояла хозяйка квартиры, бабушка Мария, с тарелкой печенья и вопросом в глазах.
— Как прошло? — спросила она, заходя.
Я взял печенье, поставил на стол и снова плюхнулся на диван.
— Вера снова требует доказательств, что я могу заботиться о нём, — пробурчал я. — Будто я бы не отдал последний кусок хлеба ради него.
Бабушка Мария вздохнула.
— Любить и доказать это государству — совсем не одно и то же, сынок.
— Я это понимаю, — потер виски. — Но я не знаю, что делать. Квартира слишком маленькая. А я не могу позволить себе другую.
Бабушка замолчала, задумчиво глядя на меня.
Потом сказала:
— Если приведёшь в порядок комнату наверху, она твоя. За ту же аренду. Только дом не подожги.
Я поднял глаза, не веря.
— Что?
— После того как дочка уехала, стоит пустая. Нужен ремонт, но там есть окно и место. Аренду не повышаю.
В груди вспыхнула надежда. У меня появился шанс.
Ночью, лёжа без сна, я вспоминал все места, где мы жили с мамой — тесные квартиры, убогие трейлеры.
Она всегда пыталась начать с начала, даже когда опускалась всё ниже.
Пока не сдалась.
Первым парнем у неё был Толя. Он гонял на мотоцикле и носил татуировку в виде змеи. Мне было семь, Саше — три.
— Учителям про меня ни слова, ясно? — однажды сказал он, потрепав меня по голове слишком грубо.
Сначала Толя казался нормальным. Подарил мне перчатку для бейсбола и катал на байке по району.
А потом начались ссоры. Мама изменилась. Она всё меньше смеялась. Всё чаще плакала.
Когда я спросил, почему мы не уходим, она ответила:
— Жизнь не так проста, малыш. Поймёшь, когда вырастешь.
Ну вот я вырос. И всё, что я понял — мама думала, будто без мужчин не выживет. Хотя без них, возможно, нам было бы лучше.
Через два дня Вера приехала с внеплановым визитом — и я уже знал, что всё идёт не очень.
Квартира была не грязной, но явно заброшенной: куча белья, пустая коробка из-под пиццы.
Она подняла бровь и записала что-то в блокнот.
— Забота — это не только любовь. Это порядок и стабильность.
Я сжал челюсть.
— Думаете, я этого не понимаю?
— Думаю, ты стараешься. Но стараться и справляться — это разное.
Я хотел рассказать ей обо всех ночах, когда убаюкивал Сашу, как обнимал его и шептал, что всё будет хорошо, даже если сам не верил.
Но просто кивнул.
— Я исправлюсь.
— Покажи мне, — ответила она.
Без злобы, но и без тепла. Как вызов.
После её ухода я окинул взглядом квартиру — как будто впервые. Это не был дом. Просто место, где падал без сил между сменами.
Я набрал номер, который дала мне бабушка Мария — её знакомый разбирался в ремонте. Если я хотел привести комнату в порядок, мне нужно было учиться.
Последним маминым мужчиной был Гена. Он был властным. Его присутствие будто сжимало воздух в комнате.
Мне было 14. Я уже понимал, как он разрушает маму — по капле.
Она стала как робот. Перестала смеяться, перестала бороться.
Когда пришли органы опеки, я вырывался. Саша кричал, просил маму остановить всё.
А мама стояла, как камень. Единственным знаком, что она всё ещё с нами, были слёзы, стекавшие по её лицу.
Все Толи и Гены выжгли в ней душу.
Через неделю после первого заседания Вера вызвала меня в офис. У неё был обеспокоенный вид.
— Нужно кое-что обсудить.
Я уже ждал очередного «неподходишь».
— Штат предпочитает отдавать детей в семьи с двумя родителями или в проверенные приёмные семьи, — сказала она. — Тебе всего 18, Илья. По статистике ты — риск.
Я почувствовал, как закипает злость.
— То есть вы хотите оставить его с незнакомцами?
— Это не моё решение. Это политика.
— Как мне конкурировать с людьми, у которых дома, работа и всё остальное?! Он — мой брат!
— Тогда докажи это. Не мне — судье. Знай: я действительно хочу помочь. Поэтому и давлю на тебя.
Я вышел, обессиленный. Тем вечером я позвонил в приёмную семью, где был Саша, собираясь подготовить его к возможному проигрышу.
Ответила приёмная мама, потом передала трубку.
— Привет, братишка! — голос Саши был радостным, как всегда. — Ты уже починил мою комнату? Тётя Мила говорит, что я могу взять с собой ракету, когда перееду!
Я сглотнул.
— Видишь ли… Они говорят, что я слишком молодой.
Пауза.
Потом с уверенностью:
— Ты не слишком молодой. Ты Илья. Ты всё можешь.
Я не сомкнул глаз. Только смотрел в потолок. Стиснув кулаки.
Я не отдам Сашу.
У меня было три недели до следующего суда.
Бабушка Мария посоветовала бесплатного адвоката — Павел Сергеевич, пожилой мужчина с густыми очками и голосом, который заполнял весь кабинет.
— Система осторожна, — сказал он. — Но иногда осторожность — это предвзятость. Ты молодой, ты мужчина — два минуса. Но есть выход.
Он предложил оформить опеку по родственным связям — не усыновление, но юридическая защита.
— Это не классический путь. Но, возможно, это твой шанс.
Я взялся за дело.
Комната на втором этаже преображалась. Я не просто поставил туда кровать — я сделал её Сашиной. Купил полки в комиссионке, нашёл постеры с ракетами и бейсболом. Достал поношенный, но крепкий стол.
Даже покрасил одну стену в синий. Саша всегда говорил, что синий — это цвет дома.
Я перестроил и быт.
Будильник, нормальные завтраки, график уборки. Всё по плану.
К последнему визиту Веры квартира сияла. Холодильник был полон. Я встретил её в рубашке, а не в мятой кофте.
Она оглядела квартиру:
— Это… неожиданно.
— В хорошем смысле?
Она улыбнулась — впервые.
— Покажи комнату.
Я провёл её наверх. Открыл дверь. Там был не идеал. Но была комната. С окном. С жизнью.
Она всё осмотрела.
— Он любит простор, — сказал я. — Постеры и всё такое. А ещё… у меня билеты на матч. Если… всё получится.
Вера кивнула:
— Ты хорошо потрудился.
— Но этого достаточно?
Она закрыла блокнот.
— Это решит суд. Но теперь у меня есть аргументы.
Вечером позвонила тётя Мила, приёмная мама Саши.
— Мы хотим выступить в суде, — сказала она. — Написали письмо, но лучше сказать лично.
— Почему вы это делаете?
— Потому что для Саши ты — всё. Он говорит о тебе постоянно. Мы любим его, Илья. Но иногда любовь — это отпустить.
У меня перехватило дыхание.
— Спасибо, — прошептал я.
— Просто будь тем братом, в которого он верит.
Перед судом я всю ночь проверял квартиру. Всё было на месте. Но был ли я сам готов?
Суд опять был тусклым. Но внутри всё ощущалось иначе.
Саша сидел с приёмной семьёй. Завидев меня, помахал. Я улыбнулся и махнул в ответ.
Павел Сергеевич был рядом — спокойный, уверенный.
Вера — с невозмутимым лицом.
Судья — строгая женщина с проницательными глазами — объявила заседание открытым.
Первыми говорили приёмные родители.
— Саша замечательный мальчик, Ваша честь. И у нас для него всегда есть дом. Но Илья — не просто брат. Он для него уже давно как отец.
— За 12 лет приёмного родительства мы не видели такой связи, — добавил приёмный отец.
Судья кивнула. Потом слово взяла Вера.
— Я сомневалась. Илья молод. Один. Рискованная кандидатура.
Я замер.
Но потом она посмотрела на меня. И слегка улыбнулась.
— Но детей воспитывают не статистика. А люди. Илья доказал, что любовь — это действия.
— Я поддерживаю его прошение об опеке.
Я едва удержался, чтобы не заплакать.
Мой черёд.
— Ваша честь, я знаю: я молод. У меня немного. Но я всегда заботился о Саше. Потому что он — моя семья.
Я перевёл взгляд на брата. Его глаза сияли.
— Я дам ему дом. Не просто крышу. Настоящий дом. С человеком, который знает его. И который прошёл всё то же самое.
Судья молча делала пометки. Задала несколько уточнений. Минуты казались вечностью.
Наконец она подняла взгляд:
— Господин Волков, штат заботится о благополучии ребёнка. Иногда — это не правила. А сердце.
Я кивнул, готовясь к отказу.
— В данном случае я считаю, что Саше лучше всего будет с братом.
Саша вскрикнул. Я не сразу понял, что произошло.
— Я предоставляю вам временную опеку, Илья. С возможностью усыновления после 21 года — при соблюдении всех требований.
Саша бросился ко мне и вцепился, прижавшись щекой к моему плечу.
— Я же говорил! Ты Илья. Ты всё можешь.
Я закрыл глаза. Крепко его обнял.
И впервые за долгие годы — просто дышал.
На выходе Саша сжал мою руку.
— Илья, а можно пиццу в честь победы?
Я рассмеялся — искренне, громко:
— Конечно, малыш. Пицца — по-любому.
Мы вышли на свет, и я не обернулся.
