После проблемного брака Келли и Пётр развелись. Но его мать, Лариса, не собиралась отпускать прошлое. Сдирание обоев, кража душевой кабины — Лариса снова и снова испытывала терпение Келли… пока реальность не поставила всё на свои места, и она не получила урок от самой жизни.
Меня зовут Келли, и я уже около полугода в разводе с бывшим мужем, Петром. Мы были женаты десять лет, и хотя наш брак нельзя было назвать идеальным, он был моей жизнью.
Пока я не узнала о его измене.
Это была последняя капля. Всё разрушилось. Развод оказался болезненным и грязным, а вдобавок ко всему мне пришлось иметь дело с его матерью — Ларисой, настоящим кошмаром в человеческом обличье.
Лариса никогда меня не любила. Даже когда мы с Петром были женаты, она открыто давала понять, что я недостаточно хороша для её сына.
— Я просто честна с тобой, Келли, — однажды сказала она. — Пётр привык к определённому уровню жизни, ведь я его так воспитала. Он вырос в идеале. А ты… Ну, давай по-честному, дорогая. Ты далеко не идеальна.
Когда мы с Петром развелись, Лариса сделала всё возможное, чтобы он получил от меня как можно больше. Деньги, имущество, даже часть свадебных украшений — всё, что имело хоть какую-то ценность, она старалась у меня отобрать.
Я всё надеялась, что после развода, когда Пётр съедет, мне, наконец, удастся обрести покой.
Но этот покой оказался недолгим.
Однажды я пришла домой пораньше с работы — у меня дико болела голова от долгой работы за ноутбуком. Я была выжата как лимон и мечтала просто упасть на кровать. Но, подойдя к своей квартире, я застыла в шоке.
В общем коридоре стояла моя душевая кабина. На ней красовалась яркая наклейка с надписью: «Собственность Петра». У меня сжалось сердце.
Что, чёрт побери, происходит?
Когда я вошла в квартиру, меня встретил запах пыли и сдираемых обоев. Половина стен была уже голой. Из коридора доносились характерные звуки. Я пошла туда — и увидела Ларису, мою бывшую свекровь, которая сдирала обои с таким рвением, будто мстила им за всю свою жизнь.
Она бормотала себе под нос, что не хочет «оставлять никаких следов работы Петра».
— Что ты творишь, Лариса?! — крикнула я, пробираясь на кухню, единственное место, куда она ещё не добралась.
Она подняла на меня глаза — без страха, без стыда.
— Это всё его труд, — сказала она с тем самым надменным тоном, который я так хорошо знала. — Он клеил эти обои, значит, имеет полное право их снимать. И душевая кабина — тоже его. Мы ничего тебе не оставим.
Я стояла, оглушённая. Как низко они пали? Я и так была истощена после развода — и теперь вот это.
У меня не было сил бороться. Я просто села на диван и, словно застыв, смотрела, как она продолжает своё разрушение. Она сдирала обои, откручивала светильники, комментируя каждый элемент, к которому когда-то прикасался её сын.
— Лариса, прошу… — прошептала я. — Это несправедливо…
Но она даже не посмотрела на меня. Просто продолжала ломать.
На следующий день, когда я подумала, что хуже уже не будет, Лариса снова ворвалась в мою квартиру. Только на этот раз она пришла не забирать, а умолять.
— Келли! — закричала она, вцепившись в мою руку, с отчаянием, которого я никогда прежде в ней не видела. — Ты должна мне помочь! Я отдам тебе всё, только спаси его!
— Кого? — спросила я, растерянная.
— Петра! — завыла она. — Он попал в беду. Пил, поздно ехал… это очень серьёзно, Келли. Он ранен. Пожалуйста, ты должна ему помочь.
У меня кольнуло сердце. Пётр, человек, который предал и сломал меня, теперь нуждался во мне?
Маленький голос внутри говорил, что надо бы помочь, что это правильно. Но воспоминания всплыли: ложь, измены, манипуляции…
Он разрушил мою жизнь, и теперь расплачивался.
Разве это не справедливо?
— Я не стану спасать Петра, Лариса, — сказала я. — Он сам выбрал свой путь. Пусть теперь и несёт последствия. Это его пьянство всё разрушило. И теперь ты хочешь, чтобы я опять в это влезла?
Её лицо перекосилось от злости.
— Ты об этом пожалеешь, Келли! Ты даже не понимаешь, с чем имеешь дело!
Я скрестила руки на груди.
— Нет, Лариса, думаю, это ты не понимаешь.
Прошли дни. Я слышала сплетни — Пётр сильно пострадал, был в долгах, едва выжил. Но ему теперь никто не спешил помогать. Я чувствовала странную смесь облегчения и злости. Он, наконец, столкнулся с тем, из чего не мог выкрутиться.
Я решила навестить его. Не из жалости. Просто хотела увидеть его таким — после всего, что он устроил.
— Заходи, — крикнул он, когда я постучала в дверь дома Ларисы.
Хорошо хоть её не было дома — не хотелось видеть, как она торжествует. Ей бы показалось, что я снова «приползла» к её сыну.
— Келли? — обрадовался Пётр, лёжа на диване.
Я осмотрелась. Дом, когда-то аккуратный и строгий, был теперь полон мусора: коробки от китайской еды, пластиковые бутылки, фантики от шоколада, грязные кружки. Пётр превратил дом матери в хаос.
— Я не верю, что ты пришла, — сказал он. — Мне нужна помощь, Келли. Счета из больницы, долги… Ты не могла бы заплатить? Иначе заберут мою машину!
— Ты серьёзно? — сказала я. — Я пришла просто убедиться, что ты жив. Но платить за тебя? Ни копейки.
— Тогда зачем ты вообще пришла? — зло бросил он.
— Хороший вопрос, — ответила я и ушла, не оборачиваясь.
Прошла неделя. Лариса снова постучала в мою дверь. Но теперь это была уже не та женщина. Она выглядела постаревшей, усталой, подавленной.
— Келли… — начала она тихо. — Я знаю, что не заслуживаю этого. Но… я пришла извиниться.
Я молча включила чайник.
— Я ошибалась насчёт Петра, — продолжила она, и по её щекам потекли слёзы. — Он не тот человек, каким я его считала. Он всё разрушил. Всех оттолкнул. А я думала, что помогаю… а на самом деле только усугубляла.
Во мне проснулась странная смесь чувств — немного удовлетворения и одновременно жалости. Она не просто сожалела. Она страдала. Она потеряла не просто контроль, она потеряла сына, которого себе придумала.
Лариса была такой же жертвой его лжи, как и я.
В тот момент я смягчилась. Она уже не была для меня врагом. Просто мать, которой разбили сердце.
Я не собиралась снова вливаться в их жизни, но пригласила её на ужин. Хоть накормить по-человечески, прежде чем она уйдёт обратно в своё одиночество.
А несколько месяцев спустя я получила от Петра короткое письмо.
Келли, мне очень жаль. За всё. За предательство, за боль. Я сейчас работаю над собой, пытаюсь разобраться, кто я есть без всей этой лжи. Не жду прощения. Просто хочу, чтобы ты знала — я стараюсь.
Это было странно. Но я почувствовала облегчение. Ту самую точку в истории, которой так не хватало.
