— Почему ты не хочешь помочь? Ты рушишь нашу семью! — бросил мне муж. А я просто больше не могла. Устала нести на себе семью, которая даже не была моей.
В тот вечер Галина медленно опускала жалюзи в своём салоне красоты. Свет неоновой вывески бросал на стены тени её усталых движений. Пальцы слегка дрожали — не сильно, но достаточно, чтобы она это заметила. Она провела на ногах весь день, с ножницами в руках, с приклеенной улыбкой. День выдался прибыльным. Дела шли хорошо. Но это уже давно не приносило радости.
Телефон завибрировал. Сообщение — короткое, без лишних слов:
«Маме нужны лекарства. Можешь перевести пять тысяч?»
Подписано: Константин.
Галина вздохнула. Ни «привет», ни «как прошёл твой день?». Только просьба. Очередная. Она открыла банковское приложение. Перевела деньги. Почти машинально.
«Спасибо, милая. Мама благодарит тебя.»
Ответ пришёл меньше чем через минуту.
Галина долго смотрела в экран. Ей хотелось, чтобы хоть кто-то, хоть однажды, спросил: «А ты как? Как ты себя чувствуешь?»
Дома Константин встретил её с привычной улыбкой и дежурным вопросом:
— Как прошёл день, солнышко?
Она соврала, как обычно:
— Хорошо. Много клиентов было.
— Ты потрясающая. Благодаря тебе у всех всё хорошо.
Она хотела сказать. Рассказать, как устала. Как опустошена. Но только молча улыбнулась.
И, словно по сценарию, он добавил:
— Кстати, у Насти в университете опять недостача. Нужно десять тысяч. Ты бы не могла…
— Конечно, — перебила она. — Учёба важнее всего.
Он обнял её, назвал ангелом, своей драгоценностью. Но она уже не слушала.
⸻
В воскресенье они поехали к матери Константина. Мария Ивановна встретила её с широкой улыбкой.
— Галочка, проходи! Я твой любимый пирог испекла!
Дом был полон. Братья, сёстры, дети. Все улыбались. Все были доброжелательны. Все были обслужены.
— Ты просто наша волшебница, — сказала Анна, сестра. — Благодаря тебе всё крутится.
— Пустяки, — тихо ответила Галина.
Но в некоторых взглядах она уловила другое. Что-то холодное. Завистливое. Расчётливое.
И тогда, сквозь вылизанные комплименты, она поняла: они не благодарны. Они просто привыкли.
⸻
Позже, на кухне, когда Галина предложила помочь с посудой, Анна вдруг сказала:
— Знаешь, Галя… Иногда кажется, что ты всё это делаешь, чтобы над нами властвовать.
— Что ты имеешь в виду? — прошептала Галина, обиженная.
— Ну, ты всё оплачиваешь, всё устраиваешь… Как будто хочешь купить наше расположение.
У Галины сжалось горло. Слова Анны были вежливы. Но острые. И взгляды других женщин семьи только подтверждали: они пользовались ей — и презирали.
В тот вечер, в машине, она долго молчала. Муж болтал ни о чём, не замечая её тишины. Она смотрела в окно. На фонари. На темноту.
Наконец, сказала:
— Костя… А твоя семья правда меня любит?
Он засмеялся, как будто она пошутила.
— Конечно! Они тебя обожают. Ты же столько для них делаешь.
— А если… если только за это?
Он пожал плечами.
— Ты всё выдумываешь. Ты — лучшее, что со мной случилось.
Но его слова звучали пусто. Как будто «лучшее» означало всего лишь «полезное».
⸻
Через несколько дней Галина решила узнать правду. Без предупреждения поехала к свекрови. Просто помочь. Просто увидеть.
Но едва она подошла к дому, услышала голос. Из приоткрытого окна.
— Думает, раз у неё деньги есть, то и хозяйка тут… Деньгами нас засыпала, как собакам кости кидает.
Это была Мария Ивановна. Свекровь.
— А мой сын, бедняжка, как тряпка. На задних лапках перед ней скачет. Жену боится больше, чем меня…
Галина прижалась к стене. Её знобило. Её тошнило. Хотелось закричать. Заплакать.
Но она просто развернулась. И ушла. Без слов.
⸻
В тот вечер она не вернулась домой.
Сняла номер в недорогом отеле. Просто чтобы побыть одной. Чтобы вдохнуть. Она села на кровать, открыла телефон. Посмотрела историю переводов. Десятки. Сотни. Маме. Племяннице. Брату. На дни рождения. На болезни. На капризы.
И поняла.
Она покупала себе место в чужой семье. Покупала улыбки. Но любви — так и не получила.
⸻
На следующее утро она написала Константину короткое сообщение:
«Не жди меня сегодня. Мне нужно подумать.»
А потом… заплакала.
Впервые за долгое время — по-настоящему. Тихо. Глубоко. Обо всём, что отдала. О том, чего никогда не получила взамен.
И — больше всего — о себе.
Утром, впервые за долгое время, Галина проснулась не по будильнику. Свет пробивался сквозь плотные шторы гостиничного номера, и тишина была почти оглушительной. Она посмотрела на телефон: три пропущенных звонка от Константина, несколько сообщений.
«Галя, что случилось?»
«Ты меня пугаешь. Ты где?»
«Ты обиделась из-за чего-то?»
Нет «прости», нет понимания. Только страх потерять источник стабильности.
Она закрыла экран и медленно поднялась. В ванной, глядя на своё отражение, вдруг подумала: а кто я без них? Без всех этих „обязанностей“, без нескончаемой помощи? Ответа не было. Только круги под глазами, сухая кожа и чужой взгляд.
⸻
В тот же день она не вернулась домой. Вместо этого заехала в салон. Девочки — мастера — удивились, увидев хозяйку в понедельник утром.
— Галина Владимировна? Вы сегодня работаете?
— Нет, я просто зашла. Хотела поговорить, — сказала она, улыбаясь усталой, но тёплой улыбкой.
Она собрала коллектив в комнате отдыха. Их было пятеро: Лена, Вероника, Ася, Марина и молодой стажёр Коля. Все замерли: обычно такие собрания были редкостью.
— Девочки… я хочу поблагодарить вас. За вашу работу. За преданность. За то, что вы сделали этот салон живым.
— Вы нас пугаете, — пошутила Вероника, — как будто собрались закрываться.
— Нет. Наоборот. Я решила, что теперь займусь собой. Салон остаётся за вами. Я временно отойду от дел, но зарплаты, аренда, клиенты — всё будет стабильно. Просто… мне нужно восстановиться.
— А что случилось? — осторожно спросила Марина.
Галина помолчала.
— Иногда ты столько отдаёшь, что в какой-то момент оказываешься пустой. У меня такой момент.
⸻
Дни потекли иначе. Впервые за годы она позволила себе просто жить. Читать, гулять, пить кофе в одиночестве. И главное — молчать. Не объяснять, не оправдываться, не быть полезной.
Через неделю позвонила её давняя подруга по институту — Ирина. Они не общались много лет, но остались подписаны друг на друга в соцсетях.
— Я видела твой сторис. С мороженым и без макияжа. Ты живая? — рассмеялась Ирина.
— Впервые за долгое время — да.
Они встретились. Ирина оказалась всё той же: прямой, немного дерзкой, но душевной.
— А теперь рассказывай всё. С самого начала. Без глянца.
И Галина рассказала. Про переводы. Про фальшивую любовь. Про свекровь, которую она считала родной. Про Анну. Про окно.
Ирина слушала молча. Потом только сказала:
— Галя, ты знаешь, что ты крутая? Не потому что всех кормишь, а потому что умеешь уйти. Это редкий дар.
⸻
Со временем у Галины появился новый ритуал — она стала волонтёром в приюте для женщин, пострадавших от домашнего насилия. Через Ирину, которая работала юристом, она познакомилась с этой организацией. Там не просили денег. Только участия. Внимания. Иногда просто сидеть рядом и слушать.
Однажды к ней подошла молодая девушка — тихая, замкнутая.
— Вы ведь та, кто стригла бесплатно, да? Меня Света зовут.
— Да. Я — Галина.
— Мне всегда было страшно идти в салоны. А у вас… было не страшно.
Света рассказала о своём муже, который бил её за несваренный суп. Галина слушала, сжимая кулаки, и вспоминала своё.
Ничего не бывает впустую, подумала она. Даже боль — если она кого-то спасает.
⸻
Тем временем Константин писал реже. Сначала злился. Потом пытался шантажировать чувствами:
«Ты бросаешь мою мать в трудный момент?»
«Ты разрушаешь всё, что мы строили!»
«Ты ведь любила меня?»
Галина не отвечала.
Через месяц он прислал последнее сообщение:
«Раз ты всё решила, забирай свои вещи. Я больше не хочу это терпеть.»
Она только вздохнула. Терпеть — это, видимо, он делал, пока она работала за него и за всю его семью.
⸻
Развод оформили быстро. Он даже не спорил. Только в суде позволил себе бросить:
— Ну, теперь можешь тратить свои миллионы на себя.
Галина улыбнулась. Впервые за долгое время — по-настоящему.
— Именно так и собираюсь, Константин. На себя.
⸻
Через полгода она открыла ещё один салон — на другом конце города. Но уже без пафоса. Без желания кому-то что-то доказать. Там работали две бывшие клиентки приюта. Света была среди них.
И каждый вечер, закрывая двери, Галина не чувствовала себя использованной.
Она чувствовала себя — живой.
