Анна Сергеевна не сразу поняла, зачем ей позвонил нотариус.
— Вы — единственная наследница Валерия Андреевича Потапова. Он оставил вам квартиру.
Квартира от дяди Валеры, с которым она виделась один раз в жизни. Это был привет из будущего.
Идея сдать квартиру родилась сразу. Они с мужем, Николаем, жили у его мамы — Ларисы Викторовны — в трёшке, где «вам и места достаточно».
— Ты понимаешь, что теперь у нас есть шанс съехать?! — крутилась Анна на новой кухне. — Я хочу дышать!
Николай смотрел на неё так, будто она предложила переехать в Лас-Вегас.
— Мамa расстроится.
На следующий день всё было спокойно. До вечера. Звонок в дверь — и вот она, Лариса Викторовна.
— Ну что, Аннушка, слышала. Наследство. Поздравляю. Конечно, не без помощи нашего рода.
— Вы хотите сказать… что квартира — это заслуга вашей семьи? — приподняла бровь Анна.
— Ну а кто тебя взял в дом, кормил? И кто у нас Потапова теперь? Просто, раз у нас в семье есть лишняя жилплощадь — будет разумно оформить её на Николая. Пусть квартира останется в роду.
Анна подавилась чаем.
— Простите, а вы не путаете наш брак с крепостным правом?
Лариса Викторовна обиделась.
— Оля бы уже всё оформила, не дерзила бы. Внуков хочу, а не метры!
— Я не понимаю, в чём проблема, — Николай чесал затылок. — Мама же просто… переживает.
— Угу. Честно — это значит, всё ей. Или вам. А я где?
Через неделю всё стало хуже.
— Я не сижу на шее. Я — стою. И собираюсь уйти, — Анна сняла пальто. — Николай, мы уезжаем.
— Куда ты поедешь, ты ж там одна! — закричала свекровь.
— Или, не дай бог, заживу счастливо. Представляете, как страшно?
Николай попытался встать между ними.
— Я твоя жена, которую ты не смог защитить ни разу. Что ты хочешь этим сказать? — растерялся он.
— Что я съезжаю. В свою квартиру. Официально. И прошу не приезжать туда без звонка. И без мамы. Никогда.
— Это шантаж?! — закричала Лариса Викторовна.
— Нет. Это свобода.
Анна ушла в ночь с ключами от новой жизни.
Прошла неделя. Она не звонила Николаю. Он — тоже. Через пару дней раздался звонок в домофон.
— Анна Сергеевна? Это Николай. Открой, пожалуйста.
Он вошёл с пакетом — стандартный мужской «набор примирения»: бананы, минералка, плавленый сыр.
— Я не на её стороне, Анют. Я просто… не люблю конфликты.
— А я не люблю предательство. Ты молчал, когда твоя мать орала, что я «выпендриваюсь».
— Потому что ты правда выпендриваешься! — выпалил он вдруг. — Эта квартира упала тебе с неба, а ты сразу — раз! — и свалила!
— Знаешь, Коль, в подвале хотя бы тишина.
— Ну давай, скажи ещё, что я — тряпка, а мама — ведьма.
— Ты не тряпка. Тряпка хотя бы полезная. А ты — пустота.
— Я тебя любил, Анют.
— А теперь?
— А теперь — не знаю.
— Ну хоть честно. Знаешь, что я поняла за эту неделю? Мне нравится слышать себя. Мне с собой комфортно.
— То есть… всё?
— Да. Я не злюсь. Просто не хочу жить там, где меня не слышат. И с тем, кто не встал между мной и безумием.
На следующий день пришла повестка в суд. Иск: признание Анны Сергеевны Потаповой недостойной наследницей. Истец — Лариса Викторовна.
— Господи, она пошла ва-банк! — Анна сидела на полу с подругой Лёной.
— Слушай, ну она явно рассчитывает, что ты испугаешься. Это манипуляция.
Суд. Лариса Викторовна заламывала руки:
— Я только хочу справедливости! Она ни разу не общалась с Валерием Андреевичем!
— А вы общались? — спросила судья.
— Мы — да! Иногда.
— А у вас есть доказательства?
— Я — его сноха!
— Это не доказательство. А завещание у нас есть. Подлинное.
Суд, разумеется, отклонил иск. Анна осталась в квартире.
Но в одно из утр она услышала, как кто-то копается у двери. Щёлкнул замок. В квартиру входила Лариса Викторовна.
— А что вы здесь делаете? — голос Анны стал ледяным.
— Не кричи, я с копиями ключей. Николай нашёл. Мне надо забрать несколько вещей дяди Валеры.
— А ничего, что квартира теперь моя?
— Ты не понимаешь… Эта квартира должна была остаться в семье. А ты… чужая. Случайная.
— Да вы вообще себя слышите? Знаете, почему дядя Валера оставил квартиру мне? Потому что ему было жаль меня. А вас — нет.
— Что ты несёшь?! Он меня уважал!
— Уважал бы — написал бы вам в завещании хотя бы: «Не трогать!».
Тут раздался звук щелчка — диктофон на телефоне включился. Анна нажала «стоп» и показала экран.
— С угрозами, значит? Запись ушла моему юристу. И в полицию я подам, если вы сюда ещё раз зайдёте. По 139-й статье. Незаконное проникновение.
Лариса Викторовна побледнела.
— А теперь — вон из моей квартиры.
Вечером был звонок. Николай.
— Анна? Привет. Это Коля. Я хотел… извиниться. За всё. И… Я ушёл от мамы.
— Хочешь, я поздравлю тебя с днём независимости?
— Я серьёзно. Я понял, что ты была права. Я — трус. Но я исправляюсь. Я снял квартиру, устроился в мастерскую. И… я скучаю.
— Николай… Знаешь, мне всегда казалось, что ты — не плохой. Просто не мой.
— Я бы хотел всё изменить.
— А я — уже изменила.
— Если вдруг… ну, если ты будешь скучать.
— Спасибо. Но теперь я знаю — тяжело быть не с собой. А быть одной — нормально. Особенно, когда я наконец с тем, кто меня любит.
— Кто?
— Я. Я себя. Представляешь, какое это облегчение?
Она положила трубку. За окном гудел город. На столе остывал чай. На полу — ткань для первого заказа её нового ателье. Наконец-то, никто не стучал в дверь, не спрашивал: «А кому ты обязана своей жизнью?» Теперь она знала ответ: себе.
