Ольга стояла у окна, заваривая ромашку. Желудок скручивало после того, как муж Виктор два дня назад назвал её жадной эгоисткой. Всё из-за квартиры, которую оставила ей бабушка. В центре. Двушка.
В кухню ввалилась свекровь, Нина Степановна.
— Кроме овсянки ничего приготовить не можешь? — без прелюдии раздался её голос. — Кормишь внука одним и тем же!
Светлана пожала плечами. Ещё одно утро. Ещё одна порция яда.
— Доброе утро, Нина Степановна, — постаралась она быть вежливой. — Вообще-то, вчера была манная каша, а позавчера — сырники.
— Ха! Эти ваши современные педиатры! — фыркнула свекровь.
В кухню вошел Виктор.
— Слушай, — он подошёл ближе, — ну зачем ты упёрлась? Мы же семья. У тебя теперь есть квартира. Можно продать — и купить трёшку, чтоб всем хватило. Или нам хотя бы ипотеку закрыть.
— Ага, вместе, — усмехнулась Ольга. — Только когда бабушка болела, вы оба «в санаторий» собрались. А теперь «вместе».
— Не начинай, — голос Виктора стал ниже. — Это не по-человечески.
— Вот именно! — влезла Нина Степановна. — Я, между прочим, после операции! У меня колени болят!
— Вы там и не жили, Нина Степановна, — отрезала Ольга. — И вообще, бабушка завещала квартиру мне. Точка. Мне. Не нам. Не Виктору. Не вам. А — мне.
— Ты что, серьёзно думаешь оставить всё себе? — Виктор уже не скрывал раздражение.
— А вы не хотите? — Ольга посмотрела на мужа как на противника в суде. — Так вот как они смотрят на меня. Как на мешок с деньгами.
— Так мы же муж и жена! — заорал он. — Это общее имущество!
— Только не в случае наследства, — спокойно сказала Ольга. — Статья 36 СК РФ. Наследуемое имущество не делится. Даже при разводе.
— Всё. Пошла ты, — Виктор махнул рукой. — Делай что хочешь. Я тебе потом покажу, кто тут ничего не получит.
Он хлопнул дверью. Нина Степановна встала и прошипела:
— Ты думаешь, это всё так закончится? Жди.
— Что — ждать? Повестки?
Через два дня пришло уведомление. Виктор подал на раздел совместно нажитого имущества. А через день в дверь позвонил домофон.
— Это Люда, соседка. Тут твоя свекровь под дверью сидит, вещи принесла. Говорит, будет с тобой жить.
Ольга рассмеялась. Так, что лицо свело от боли.
Нина Степановна ввалилась в квартиру с двумя сумками.
— Мне временно. Пока с Витей дела не уладите.
— Конечно, нет. Заходите. У меня ещё уголок возле мусорного ведра свободен.
— Не ерничай, Оля. Я, между прочим, тебе не чужая.
— А ты не в курсе? Он же мне угрожал судом.
— Так ты ж провоцируешь! — Нина Степановна поставила на стол банку солёных огурцов.
— Я просто получила в наследство квартиру. Что не так?
— Всё не так! У вас у молодых только эгоизм в башке! Ты теперь хочешь жить одна, как княгиня?
— Я хочу просто пожить спокойно. Без скандалов, без давления, без шантажа.
— А я что? Я мешаю?
— Пока не решится, кто останется в этой квартире! — вырвалось у свекрови.
— Ну вот. Значит, ты всё-таки решила. Сражаться. За квартиру.
— Да не за квартиру! За Витю! За сына! За семью!
— За семью, которой не было? Где ты была, когда он на меня орал пьяный? Когда ребёнок прятался в ванной?
— Я думала, вы справитесь. Ты молчала!
— Я молчала, потому что стыдно. А ты теперь приходишь и… что?
— И пытаюсь сохранить хоть что-то!
— Что? Бабушкину квартиру?
— Ты неблагодарная! — закричала Нина.
Утром Ольга написала заявление в полицию о самовольном заселении. Ещё через два дня дверь квартиры открыл участковый.
— Доброе утро. Есть заявление. Попрошу вещи собрать. По закону вы не имеете права здесь проживать.
— Это ж надо, — прошептала Нина, бледная как стена. — Ты серьёзно?
— Удивительно, правда? — кивнула Ольга. — Я тоже думала, что семейные ценности — это что-то настоящее.
Когда хлопнула дверь, Ольга села на пол. Ни злорадства. Ни облегчения. Только усталость.
Судебное заседание было назначено на 9:30. Ольга пришла с ровной спиной. Витя — в мятых брюках и с лицом, полным упрёка.
— Подтверждаю, — спокойно кивнула Ольга на вопрос судьи о желании расторгнуть брак. — Хочу расторгнуть не просто брак. А фарс.
— А как же квартира? — встрял Витя. — Она ведь появилась в браке.
— Бабушка завещала квартиру мне, — медленно, как в фильме Тарантино, повернулась к нему Ольга. — По документам, она принадлежит только мне.
Судья подняла брови.
— Представлены все подтверждающие документы. Квартира действительно не подлежит разделу.
— Но я хотя бы могу претендовать на компенсацию морального ущерба? — не унимался Витя.
— Конечно можешь. Только сначала верни мне все моральные долги.
После заседания они вышли в коридор.
— Послушай, ну да, я был неправ. Но мы могли бы остаться в нормальных отношениях.
— Витя, ты путаешь. Это ты остался без квартиры, а не я — без мозга. Мы не враги. Мы — чужие.
— Я ведь тебя любил.
— Может, и любил. Когда-то. Но потом ты захотел, чтобы я тебя кормила, мыла, терпела и делила бабушкин диван. А я теперь хочу жить. Просто. Без тебя.
Прошло две недели. Ольга сидела на кухне. Тишина. Позвонил курьер. Привёз заказ — новая дверь, бронированная.
Поздним вечером зазвонил звонок. На площадке стояла Нина Степановна.
— Ольга… я не за тем, что ты думаешь. Я хотела сказать… Извини. Я ошибалась. Сын у меня — не подарок.
Ольга молчала. Смотрела на неё внимательно.
— Я просто… Я осталась одна.
— Я тоже.
— Ты сильная.
— Нет. Просто устала быть слабой.
— Может, чай попьём?
— У меня теперь новая дверь. И новые правила. Но чай… можно. Один раз.
Позже, когда они сидели на кухне, Ольга вдруг улыбнулась.
— Ты знаешь… я теперь наконец понимаю, что семья — это не прописка. Это выбор. Каждый день. Быть рядом — или тащить под себя. Любить — или владеть. Я теперь выбираю иначе.
Нина опустила глаза.
— Прости.
Ольга кивнула.
— Попей чай. А потом — пожалуйста, уйди. Я тебя не выгоняю. Я тебя… отпускаю.
Она закрыла за ней дверь. Закрутила новый замок. Села на диван. И впервые за много лет — просто выдохнула. Тихо. Спокойно. В квартире, которая больше не была полем боя. А была — её домом.
