Тамара Игоревна уронила вилку. Громко, со стуком, который заставил вздрогнуть и меня, и шестилетнего Мишку.
— Ох, руки совсем не слушаются, — пожаловалась она, глядя на меня с укоризной.
— Я подниму, мама, — спокойно ответила я.
Я уже привыкла к этим маленьким спектаклям. За те полгода, что муж был на вахте, а свекровь жила у нас, я выучила все ее приемы. Каждый вздох был частью большой игры.
Вечером, уложив сына, я прошла в свою комнату и включила ноутбук. На экране появилось изображение гостиной, снятое с книжной полки. Крошечная камера, встроенная в сувенирный глобус, стала моими глазами и ушами. Я купила ее через неделю после того, как Тамара Игоревна въехала к нам с твердым намерением превратить мою жизнь в руины.
Сначала был ад. Она критиковала все: мою готовку, уборку, воспитание сына. Любая попытка защититься встречала поток слез и жалоб. Я поняла, что спорить бесполезно, и сменила тактику. Я стала идеальной. Спокойной, заботливой, непробиваемой. И установила камеру.
Я перемотала запись на вчерашний вечер. Тамара Игоревна одна в гостиной. Она достает косметичку, но в ней не пудра. Сосредоточенно нахмурив брови, она смешивает тени — темно-синие, фиолетовые, с добавлением желтого — и аккуратно наносит их себе на предплечье. Мазок за мазком на ее коже расцветал уродливый, правдоподобный синяк. Она любовалась своей работой, добавляя последние штрихи.
Я смотрела на это с ледяным спокойствием. Шесть месяцев записей. Шесть месяцев подготовки. Она еще не знала, что главный режиссер в этом доме — я.
Утром она вышла к завтраку с особенно страдальческим лицом.
— Мам, вам помочь?
— Нет, деточка, ничего. Я потерплю, — она вздохнула. — Главное, чтобы у вас с Андрюшей все хорошо было. Он ведь скоро вернется. Должен же он знать, как мы тут жили.
Она не знала, что он узнает. Всё.
Возвращение Андрея, назначенное через две недели, стало спусковым крючком. Синяки стали появляться чаще и ярче. Теперь один багровел на шее, и она демонстративно прикрывала его платком, жалуясь зашедшей соседке, что «неудачно упала». Она громко, чтобы я слышала, рыдала в трубку сестре, жалуясь на «очень заботливую» невестку.
Ее генеральный план раскрылся случайно. Однажды я услышала, как она шепчется по телефону:
— …да, прямо к его приезду. Я вызову скорую, поеду в травмпункт, зафиксирую побои. Скажу, что она меня с лестницы толкнула…
Кровь застыла в жилах. Медицинское заключение. Против этого мои видео могли показаться подделкой. Той же ночью я установила вторую камеру — в корпусе зарядного устройства в розетке коридора, прямо напротив маленькой лесенки в две ступеньки.
Звонок от Андрея прозвучал как гонг.
— Анюта, сюрприз! Рейс перенесли, буду уже завтра утром!
Лицо Тамары Игоревны просияло неприкрытым триумфом.
Этой ночью я не спала. Около трех часов дверь ее комнаты приоткрылась. Камера в гостиной зафиксировала, как она наносит себе на висок новый синяк. Затем на цыпочках она двинулась в коридор. Она встала спиной к моей новой камере, прямо перед ступеньками. Замерла, а затем, издав вскрик, картинно бросилась назад, скатившись с двух ступенек. Она упала и громко, надрывно зарыдала.
Я выскочила из комнаты, изображая панику.
— Мама, что случилось?!
— Не подходи! — взвизгнула она. — Ты меня убить хотела!
Я достала телефон. Ее глаза сверкнули победно.
— Алло, скорая? Женщина упала с лестницы.
Лицо Тамары Игоревны вытянулось. Этого она не ожидала.
Скорая приехала быстро. И как раз в тот момент, когда санитары укладывали стонущую свекровь на носилки, на пороге появился Андрей.
— Мама? Аня, что здесь происходит?!
Тамара Игоревна вцепилась в руку сына, показывая на меня пальцем.
— Андрюшенька, сынок! Она меня бьет, вот синяки! Она меня с лестницы столкнула!
Андрей посмотрел на меня. В его глазах была буря.
— Аня?
Я молча взяла его за руку и повела в гостиную.
— Одну минуту, — сказала я санитарам. — Думаю, вам тоже будет интересно.
Я подключила ноутбук к телевизору. Нажала «play».
Первые кадры: Тамара Игоревна рисует себе синяк. Следующий фрагмент: она наносит грим на шею. Андрей смотрел на экран, его лицо каменело. А потом — кульминация. Запись с двух камер. Вот она крадется к лестнице, набирает воздух и… картинно падает. Вторая камера показала это падение крупным планом. Никого рядом.
Тамара Игоревна на носилках замолчала. На экране была она — лживая, пойманная с поличным.
Андрей медленно повернулся к матери. В его взгляде было ледяное презрение.
— Вставай, мама. Спектакль окончен.
Санитары, переглянувшись, молча вышли.
— Андрюша, это не то, что ты думаешь…
— Заставила полгода рисовать синяки? — тихо спросил он. — Я вызову тебе такси. Поедешь к тете Люде. Твой ремонт, я думаю, можно считать законченным. Навсегда.
Он подошел ко мне и крепко обнял. Все напряжение последних месяцев отпустило меня. Я победила. Без криков, без скандалов. Тихо, методично и неопровержимо.
