ТАНЕЦ С МАМОЙ БЫЛ ДЛЯ БАБУШКИ. НО МОЯ МАЧЕХА ЗАПЕРЛА ЕЁ В ВАННОЙ — ЗА ЭТО ПРИШЛОСЬ ОТВЕЧАТЬ
Я уже в десятый раз за последние десять минут посмотрел на часы. Церемония прошла идеально, но теперь сердце колотилось по совсем другой причине.
Бабушки Елены Андреевны нигде не было.
— Ты не видела бабушку? — спросил я у моей невесты Марии, когда она поправляла мне галстук.
Её брови нахмурились.
— Она сказала, что пошла в туалет… Ещё до танца. Разве не вернулась?
Я покачал головой. В животе начало холодеть. Что-то было не так.
Диджей только что объявил танец матери и сына, а её место всё ещё пустовало. Это была не она. Она никогда не опаздывала. Особенно не на такой момент.
— Её нет ни за столом, ни в коридоре… я всё уже обошёл, — пробормотал я, в который раз осматривая зал.
Елена Андреевна была для меня всем: и домом, и поддержкой, и опорой. После смерти мамы, когда мне было двенадцать, она стала моим самым близким человеком.
Когда папа женился на Людмиле Петровне десять лет назад, та сначала казалась милой. Но вскоре стало ясно, что у неё — своя повестка: стать моей «настоящей матерью». Её навязчивые попытки, давление, обиды… между нами всегда витало напряжение.
Поэтому, когда Мария и я начали планировать свадьбу, мы сказали это сразу и чётко:
Танец с «мамой» будет с бабушкой. Точка.
Я сказал это Людмиле заранее. Спокойно, с уважением, но прямо. Она кивнула, пообещала, что всё понимает. Я даже подумал, что на этот раз — по-настоящему.
Но сейчас, когда все гости повернулись к танцполу… бабушки всё ещё не было.
— Я пойду поищу… — начал я, но меня перебила Лиза, моя двоюродная сестра. Она бежала ко мне, бледная как скатерть на праздничном столе.
— Егор! — задыхаясь, схватила меня за руку. — Бабушка… она заперта в туалете!
Всё внутри меня обмерло.
— Что?
— Она не может выбраться! Дверь заклинило или что-то в этом роде!
Я не стал ни извиняться, ни оглядываться. Просто бросился бежать через зал, мимо удивлённых гостей, вдоль столов с подарками, по коридору — к туалетам.
У дамской комнаты я услышал, как кто-то громко стучит изнутри.
— Алло?! Откройте кто-нибудь! — голос моей бабушки, обычно спокойный, теперь дрожал от волнения.
Я дёрнул ручку.
— Бабушка! Это я, Егор!
— Слава Богу! Я здесь уже двадцать минут! Дверь не открывается!
Я стал осматривать замок, искать, в чём дело… И тут заметил что-то блестящее на полу, у щели под дверью.
Наклонился. Поднял.
Золотая серьга.
И не просто какая-то — серьга Людмилы Петровны. Те самые, которыми она сегодня хвасталась перед тётками.
Желудок скрутило. Это не была случайность. Кто-то — она — сделал это намеренно.
В этот момент из зала раздались аплодисменты.
Я повернул голову — и увидел её.
В центре танцпола, руки распахнуты, лицо сияет победой.
Людмила. Моя мачеха.
Готовая, довольная, уверенная, что сейчас я подойду, возьму её за руки… и мы станцуем.
Тот самый танец, что должен был быть с бабушкой.
Я не оцепенел от шока. Я вскипел от ярости.
Десять лет я пытался найти с ней общий язык. И вот чем она отплатила — в самый важный день моей жизни?
— У вас всё в порядке, молодой человек? — ко мне подошёл сотрудник площадки.
— Там заклинило дверь, — выпалил я. — Внутри моя бабушка. Нужно открыть срочно.
— Сейчас приведу техника!
Он убежал, а я снова глянул в зал. Людмила стояла там — одна серьга на месте, второй не было. Всё стало ясно. Это был план. Спланированная подлость.
И я не собирался оставлять это без ответа.
Я вернулся в зал, прямо на танцпол.
Людмила шагнула навстречу и с притворной радостью заговорила вслух, чтобы все слышали:
— О, Егор! Я знала, что ты не забудешь и обо мне. Это так много для меня значит!
— Не волнуйтесь, Людмила Петровна. Вы получите своё «внимание», — сказал я и прошёл мимо неё к диджею.
Взял микрофон.
— Извините, пожалуйста. Перед тем как продолжить… мне нужно кое-что сказать.
В зале стало тихо.
— Мы не можем начать танец, потому что моя бабушка — женщина, с которой я должен был танцевать — последние двадцать минут была заперта в туалете.
Гости ахнули. Кто-то уронил бокал.
— Что? — встал мой отец, не веря ушам. — Что ты говоришь?
Я поднял вверх золотую серьгу.
— Вот что. Я нашёл это у двери. Это серьга Людмилы. Именно там, где была заперта бабушка.
Людмила рефлекторно потянулась к уху. Одной серьги действительно не было.
— Это абсурд! — запротестовала она. — Я её потеряла раньше! Как ты смеешь меня обвинять…
Но тут дверь распахнулась.
И в зал вошла бабушка. Волосы растрёпаны. Глаза сверкают. За ней — менеджер зала.
Людмила попыталась отступить, но гости уже окружили танцпол.
Никто не собирался её прикрывать.
— Егор, милый, я просто хотела… — начала она.
— Ты заперла мою бабушку в туалете в день моей свадьбы, — сказал я. Не кричал. Но слышали все.
— Я… я просто хотела тоже быть частью… Мне хотелось…
— Хотелось стать центром внимания? Заставить меня танцевать с тобой, зная, что это — против моей воли? Ты решила украсть у нас этот момент. И думала, что тебе сойдёт с рук?
Папа подошёл ближе. Лицо — каменное.
— Людмила… скажи, что это неправда.
Она металась глазами, как загнанная лиса. А потом…
— Это была просто задержка. Я не хотела зла! Мне нужно было… мгновение. Свой момент.
Бабушка подошла ближе. Говорила тихо, но твёрдо:
— Ты заперла меня. В день свадьбы моего внука. Ради «момента»?
Все вокруг зашептались. Людмила покраснела, как помидор в июле.
Я повернулся к залу:
— А теперь… давайте поприветствуем настоящую мать жениха.
Аплодисменты были громче, чем весь зал слышал за весь вечер.
Мария подошла ко мне, взяла за руку. Папа молча отошёл к дальнейшему столу. Он больше ничего не сказал.
Я взял бабушку за руку. Повёл на танцпол.
Диджей включил ту самую мелодию.
— Ты в порядке? — прошептал я ей.
— Всё хорошо, милый. Меня так просто не сломить. Ты же меня знаешь, — и подмигнула.
— Я знаю. Ты сильная. Ты настоящая.
Мы закружились в танце. Она сжала мою руку.
— Знаешь, твоя мама бы гордилась тобой.
Я сглотнул.
— Хотел бы, чтобы она была рядом…
— Она рядом. Во мне. В тебе. В том, каким ты стал.
Я кивнул. Говорить не мог.
— И, Егор, — добавила она, уже с озорством, — в следующий раз бери на свадьбу лом. На всякий случай.
Я рассмеялся. По-настоящему. Бабушка умела превращать даже такое в свет.
Людмила больше не появилась. Уехала до торта.
Папа обнял меня перед уходом. В глазах — извинение. Мне его было жаль. Он оказался между двух огней. Но я не мог жалеть о том, что встал за бабушку.
Позже, когда мы с Марией ехали с приёма, она взяла меня за руку.
— Ты сегодня был потрясающим, — сказала она. — Защитил свою бабушку. Защитил семью.
Я улыбнулся.
— Я просто делал то, чему она меня научила.
За окном мерцала дорога, а внутри было светло и спокойно.
Какие бы испытания ни ждали нас дальше — я знал: у меня есть всё, чтобы пройти их.
Я вырос рядом с женщиной, которая всегда находила путь.
